Танцующий феникс: тайны внутренних школ ушу
Шрифт:
Оказывается, что истинный полководец и воин пользуется лишь тем, что не имеет формы. Именно к такой концепции «бесформенного» боевого искусства пришли через много столетий великие школы ушу. Например, синъицюань, мастера которого объявили высшим мастерством «кулачное искусство за пределами кулачного искусства», или тайцзицюань, в основе которого мысль о том, что «истинный удар исходит из пустоты».
А победа в бою достигается не силой, жесткостью или наоборот, посредством слабости и податливости, но через «небесную» гармонию, сверхобыденную гармоничность любого, выполняемого в соответствии с естественным ходом Дао. «Тончайшее искусство! Тончайшее искусство! — нет даже формы, чтобы его изобразить. Божественное искусство! Божественное
Лики и облик истинного полководца
Именно набор качеств настоящего полководца должен быть свойствен идеальному образу мастера ушу — руководителя школы.
Полководец — это человек запредельных, почти мистических свойств. Как и Дао, он не имеет постоянной формы, что означает умение не только соответствовать ситуации, но находиться в гармонии с природными трансформациями инь и ян. «Искушенный полководец хотя и жесток, но его не сломать, хотя и мягок, но его не согнуть. Поэтому он может путем слабости одолевать силу, а гибкостью побеждать твердость. Тот, кто абсолютно гибок и слаб, будет уничтожен; тот, кто полностью тверд и силен, также погибнет. Не будучи ни гибким, ни жестким, полководец соответствует постоянству Дао» [327].
Беседа двух военачальников, XV в.
Полководцу дано высшее умение «использовать людей». Отборное войско поручают не тому, кто способен построить хитроумный стратегический план, но прежде всего тому, кто, «не обладая сам в достатке знаниями, может поставить себе на службу истинных мудрецов» [327].
Запредельность облика полководца объясняется прежде всего особым характером его мудрости, которая бесконечно превосходит обычную науку о стратегии, но коренится где-то в пространстве Дао. В древнем Китае хорошо различали разные «этажи» знания, начиная от простой информированности до чудесной мудрости. Великий полководец погружен в «великое недеяние», как и Дао, а потому собственными, человеческими знаниями не воюет.
Чжугэ Лян, классифицируя военачальников, выделял высший тип полководца, который качественно превосходит все остальные. Его умение — «неземное», а знания — всеобщи. «Наверху он постигает небесные письмена, в середине поверяет людские дела, внизу знает земные законы, а внутри четырех морей он как у себя в домашних покоях» [327].
Между образами великого военачальника и мастера ушу есть все же малозаметная, на первый взгляд, но тем не менее существенная разница. Полководец — ярок, грозен, «сотрясает своим дыханием Небо и Землю». Мастер ушу, каким его представляли в XVII в., — неприметен, вечно сокрыт, действует как бы исподволь.
Разница в облике полководца и учителя ушу вполне объяснима. Дело в том, что основу облика мастера боевых искусств составили две символические фигуры: «истинный и великий» полководец, с одной стороны, и неприметно-вездесущий дао — мистик, маг и врачеватель— с другой. От первого — сила, мощь, непобедимость, чувственность, яркая выразительность, от второго — мягкое ускользание от мира и следование потоку бытия. Но и тот
36 стратагем и космическая символика сражения
Теоретики бинцзя рассматривали сражение как символическую «перекличку» небесных сил. Так, пускай едва заметно, намечалось начало ушу как духовной системы. Не случайно в более поздние времена о мастерах ушу говорили, что у них «тело человека, но душа — Неба».
Из древнего стратегического искусства в ушу перекочевали многие понятия, представления и даже поговорки. В частности, из трактата «Тридцать шесть планов», или «Тридцать шесть стратагем» («Саньшилю цзи»), где рассказывается с помощью афоризмов о хитростях ведения сражений, причем большинство этих высказываний позже прочно вошли в практику ушу.
Прежде всего наше внимание привлекает сам способ осмысления сражения через категории инь-ян и восьми триграмм. Например, первый «план» гласит: «Коли остерегаешься слишком тщательно, то рискуешь ослабить свой боевой дух. Прежде пристально вглядись, но затем уже не сомневайся. Начало инь находится внутри ян, но отнюдь не противоположно ян. Великое ян и есть великое инь» [25,207]. Вторая часть фразы трактуется так: великая тайна (инь) всегда должна скрываться в самом известном и всем хорошо знакомом (ян) и ни в коем случае не должна противопоставляться обычным, «открытым» делам. А вот то, что всем доступно и знакомо (великое ян), должно содержать в себе истинный секрет и механизм победы (великое инь).
На штандартах воинских отрядов изображались «небесные покровители», чьи образы пришли в большинстве из народных культов и даосизма. Слева — флаг с изображением Гуань Юя с алебардой, справа — одного из воплощений Баошэн Дади (Правителя, сберегающего жизнь) в виде антропоморфного буйвола с трезубцем. Из «Новой книги о достижениях в воинском деле» Ци Цзигуана, 1560 г.
Изречение, знаменитое во многих северных стилях ушу, например, в шаолиньцюань, так объясняет смысл обманных действий в поединке: «Голос слышен с Востока, а удар идет с Запада. Покажи на Небо, но ударь в Землю». Оказывается, что известный нам трактат «Тридцать шесть планов» подробно объясняет смысл этого маневра, а шестой «план» так и называется: «Голос слышен с Востока, а удар идет с Запада». Причем описывается эта стратагема с помощью гексаграмм — графических схем знаменитой «Книги перемен» — «И цзина».
Вот еще один принцип обмана, встречающийся сегодня во «внутренних» стилях ушу: «В улыбке таи меч», т. е. не только не показывай своих истинных замыслов, но дружелюбием, мягкостью дезориентируй противника. В древности он объяснялся так: «Заставь противника довериться тебе и успокоиться, тая при этом скрытый замысел. Сначала тщательно подготовься и лишь затем начинай действовать, дабы он даже и не заметил перемен в тебе. Будь тверд внутри, но мягок снаружи» [207]. Насколько близко стоит такое объяснение, например, к известному изречению мастера тайцзицюань Ян Чэнфу: «Смысл тайцзицюань заключен в преодолении грубой силы с помощью мягкости, поэтому будь тверд внутри, но мягок и податлив снаружи, ничем не обнаруживая своих замыслов»[233].
Так бой у стратегов китайской древности приобрел оттенок эзотерического действия, невыразимо глубокой символичности. В китайской культуре подобное восприятие противоборства наложилось на сакрализованные боевые ритуалы народной архаики. В результате у боевых искусств появился «неявленный», «небесный» образ.
Возвращение к небу
То, что противоречит Дао, погибнет до времени.