Танцы на цепях
Шрифт:
Он показался бесконечно долгим, слишком медленным и болезненным. Точно кто-то воткнул под кожу на бедре несколько раскаленных иголок. От напряжения чуть не подломилось колено и, глухо выругавшись, Клаудия перехватила клинок удобнее, чтобы нанести удар при первой же опасности. Серые одежды, ранее не стеснявшие движений, теперь превратились во влажный тугой панцирь, мешавший даже слабому вздоху.
Первая жуткая находка не заставила себя ждать.
Клаудия привыкла к виду смерти. В пустыне умирали многие. Неосторожные странники, забывшие о запасах воды, искатели приключений, что находили в древних городах только разруху и погибель под очередным песчаным оползнем. Сколько дураков полегло под палящим солнцем восточного стигая – не сосчитать. Но их смерть была…чистой.
Среди песков почти не было хищников достаточно крупных, чтобы убить человека. Ящерки да насекомые, небольшие грызуны и сухощавые падальщики, прятавшиеся в глубоких норах в центре и по окраинам стигая. Разве что иногда небо расчерчивали черными крыльями трупоеды-схади, но обычно они гнездились у дальних рубежей, возле защитной стены.
Самым крупным местным жителем считался человек, но даже у него не было такой силы, чтобы сотворить с телом подобное.
Изуродованная женщина намертво впечаталась в память Клаудии, и в ее голове плясало только одно объяснение: неподалеку появился иномирец.
Какой-нибудь дикий, неуправляемый хищник, случайно провалившийся в разрыв между мирами и очутившийся в опасной близости от людского жилья.
– Это мог быть и обычный человек. Кровь Пожинающего его осквернила, – в голосе прорезалось злое нетерпение. – Быстрее! У нас мало времени… – дальше тихое бормотание было почти не разобрать. – Как далеко оно…или все еще здесь? Ох, Пожинающий…
Осторожно ступая, Клаудия поднялась на второй этаж.
Ничего подозрительного, даже доски под ногами не скрипели, а воздух загустел, точно в преддверии бури. Справа и слева от лестницы – двери в жилые комнаты. Одна была закрыта, а та, что справа – распахнута настежь. Стоило присмотреться, как Клаудия поняла, что дверь висит на одной петле и только чудом еще не рухнула под собственным весом. За порогом – кромешный мрак, хоть ножом нарезай.
– Потеснись, – проворчала богиня и сдвинула сознание Клаудии в сторону, впечатала в уголок черепной коробки и самостоятельно направила податливое тело вперед, к комнате. Зрение исказилось, все вокруг залил неестественный серовато-зеленый свет, как если бы Клаудия смотрела на солнце через донце винной бутылки.
Четко проступили линии стен, кровати, крохотной тумбочки и скошенной крыши. Едва уловимый ветерок колыхал занавески на оконце под самым потолком.
«Кто вообще мог жить в подобной конуре? Тут и для собаки места маловато» – удивилась Клаудия.
А через секунду слова пропали, как и мысли, смытые бурным потоком страха и отвращения госпожи.
Точно в центре комнатушки, свитый из золота и черноты, над полом завис плотный кокон. И внутри него угадывалось движение.
***
Земля под ногами была вымощена белым камнем, таким же гладким, как внутренность раковины. Перламутровые прожилки сплетались в причудливые узоры.
Древние письмена неизвестного народа, давно покинувшего этот мир.
Мысль показалась Май неожиданной, но не лишенной смысла.
В центре совершенной белизны, молочным пятном растекавшейся не только по земле, но и во все стороны до самого неба, угольной стрелой ввысь тянулась спиралевидная башня. Вокруг не было привычного света, но черная поверхность поблескивала, точно кожа древнего монстра, только что вынырнувшего из глубин странного потустороннего моря, не принадлежавшего ни одной известной реальности. У башни не было окон, через которые хоть одним глазком можно посмотреть, что творится внутри.
Не было и дверей. Внутрь никак не попасть.
Черный монолит возвышался над совершенно пустым миром и слепо смотрел на Май, замершую у основания, будто испуганный зверек, затаившийся в надежде, что голодный хищник не заметит его. Верхушка раскололась на три части, раздалась в стороны, словно колоссальный цветок открылся навстречу первым солнечным лучам. Вот только лепестки его были усеяны зубами, а в сердцевине поблескивала влажная красная мякоть глотки.
Май чувствовала, как чей-то взгляд сверлит ей затылок, но не могла оторвать глаз от черного колосса, заслонившего собой реальность. Башня словно наклонилась к ней, желая рассмотреть добычу. Тысячи тысяч глаз скользили жадными взглядами по хрупкой фигуре.
– Она чувствует тебя, госпожа, – мягкий низкий голос проник под кожу и холодной волной прокатился по позвоночнику, во рту стало сладко, как если бы на языке растаял кусочек затвердевшего меда, – иномирская кровь не тронула разум.
– Но могла тронуть тело, дура! – второй голос не был таким спокойным. В нем сквозили десятки чувств – от ненависти до горечи поражения.
– Я всего лишь сплю, – пробормотала Май. Голос хрустнул и превратился в шепот, – это все не настоящее!
Черная спиралевидная махина разбухла, как спелый плод, растеклась, превратившись в смоляную вязкую жижу. Она обволакивала Май, пробиралась под кожу, проникала в поры, забивала рот и нос, застилала глаза липкой горячей пеленой.
– Дыши, мрак тебя подери! – рявкнул голос, отчего по позвоночнику прошла крупная дрожь.
Тьма накатила, укрыв с головой. Она казался абсолютной, безбрежной, бушующим морем, способным вытряхнуть все, что делало Май человеком. Все воспоминания расслоились и рассыпались пылью, оставив голову совершенно пустой. Где-то на границе видимости мелькнул свет. Крохотная белая мушка, не способная сражаться с навалившейся тяжестью, но разгоравшаяся с каждой секундой. Вот крохотный светлячок стал размером с мяч и продолжал расти, медленно двигаясь вперед.
Подняв руку, Май ощущала, насколько загустел воздух вокруг, превратившись в патоку, но свет этого не замечал и коснулся дрожащих пальцев. Болезненный разряд прошил от пяток до затылка, и мир окончательно померк, выталкивая Май в привычную реальность, где вот-вот должно было взойти солнце.
Глава 2. Свет новой звезды
Ш’янт молча рассматривал зарисовки Артумиранс.
Она делала их постоянно, в одно и то же время, стоило только полоске рассвета показаться на горизонте. Сегодня рука девушки заметно дрожала, что делало простые наброски едва узнаваемыми, грубыми и жесткими, точно иномирянка впервые взялась за перо. На кончике повисла капля красных чернил.