Танцы на минном поле
Шрифт:
— Ничего, — мотнул головой Рзаев. — Чертовщина какая-то! Хотя, дело понятное.
— По службе характеризуется положительно. Знающий, исполнительный, никаких залетов, и в то же время, как это у вас называется, — милиционер начал усиленно рыться в памяти, — куркуль.
— Это не у нас. Это у хохлов, — рассмеялся Данич. — Но смысл, понятен. Ладно, с этим, покуда, закончим, давай свою “каракатицу”, отдадим ее прапорщику Голушко, может, он как-то подправит. Хотя, видел-то он его, от силы, минут пять, если вообще видел. — Полковник достал из пачки сигарету и начал медленно крутить ее между пальцами. — Никак не могу отвыкнуть, — пояснил
— Да, как сказать? — Шамиль задумчиво поднял руку, разведя пальцы так, как будто собирался произнести тост. — С машиной проблем нет. И она, и “Урал”, числятся в угоне. Но сама картина преступления совсем странная.
— Давай, рассказывай. — За две недели до похищения боеголовок автомобиль остановили четверо неизвестных, судя по описанию, чеченцы из отряда Ризвана Санаева…
— Кого? — переспросил Данич.
— Ризвана Санаева, — повторил милиционер.
— Ну-ка, ну-ка, поподробнее.
— Да я тут особо подробно ничего рассказать не могу. Полевой командир, храбрый, авторитетный, других тут и не держат.
— А подробности?
— Я его для этого слишком плохо знаю, — замялся джигит.
— Погоди, — удивленно посмотрел на него полковник. — Ты хочешь сказать, что знаешь его лично?
— Ну, не то, чтобы знаю, — неуверенно развел руками Рзаев, — встречались.
— Ну-ка, ну-ка, орел ты мой, поведай мне о своих встречах! — от возбуждения Данич сунул в рот полувысыпавшуюся сигарету и, чиркнув зажигалкой, выругался, — А, черт!
— Да что рассказывать-то?! Года до девяностого Санаев служил в милиции. Доводилось несколько раз встречаться на “Динамовских” соревнованиях по стрельбе…
— Что, хорошо стреляет?
— Он-то? Виртуоз! В Афгане снайпером был. Вся грудь в наградах.
— Поня-атненько, — протянул Данич. — Слушай, друг, а не мог этот твой стрелок быть, скажем, в отряде Артиста?
— Да кто его знает? Я его то ли с восемьдесят девятого, то ли с девяностого года не видел. Он из милиции ушел, вроде бы пристроился в какую-то фирму, но это по слухам.
— Восемьдесят девятый — девяностый, — задумчиво повторил полковник. — Оч-чень может быть. По срокам вполне получается. — Он немного помолчал, думая о чем-то своем. Бывший милиционер… Занятное кино. Предположим, что этот самый Санаев машину угнал специально для того, что бы поставить на дороге маячок. Машина-то никакая, искать ее толком никто не будет. Недели через две, точно, забудут. Если так, то факт, что Санаев и Артист работают в одной упряжке можно считать доказанным. В таком случае, вполне вероятно, что и перегрузку с вертолета в спецвагон организовывал он же. Следовательно, боеголовки где-нибудь тут, поблизости могут быть прикопаны.
— А почему вы думаете, что это именно Санаев? — блеснул черными глазами горный орел.
— Да был такой момент, — ухмыльнулся Данич. — Начали как-то “чечи” пугать Москву ядерной бомбой. Нас, понятное дело, тогда в ружье подняли, но пугалки прекратились. Наверху тогда решили, что это был блеф, а я вот теперь думаю, может и не блеф? Может, лежат эти новогодние поросята и ждут своего часа. Послушай-ка, Шамиль, а что сейчас поделывает твой бывший коллега, ты, часом, не слыхал?
— Всякое говорят, — пожал плечами капитан. — Я слышал, что убили его. Потом встречал одного знакомого, тоже, кстати, из чеченской милиции. Тот говорил, что его брат видел Ризвана живым. Что он, мол, был ранен и лечился то ли в Германии, то ли в Швейцарии.
— Мой дядя видал, как барин едал, — пробормотал полковник. — Слушай, как бы это поточнее выяснить?
— Может быть, в ФСБ что знают? — неуверенно предположил Рзаев.
— Знают они там, как же! — фыркнул полковник, по опыту зная, что коллеги из контрразведки вряд ли бросятся делиться информацией.
Над штабным крыльцом повисла тягучая, словно зубная боль, пауза.
— Может быть, мне сходить? — негромко предложил Рзаев, поправляя ремень автомата.
— Тебе? — Данич внутренне порадовался, что бравый капитан сам высказал мысль, крутившуюся у него в голове. Предложить, а тем более приказать что-то подобное он не мог, но необходимость в подобной разведке была очевидна для них обоих. — Надеюсь, ты понимаешь, чем рискуешь? — негромко спросил полковник.
— Конечно, — кивнул тот.
— Послушай, джигит. Обдумай все еще раз. Если тебе это удастся, ты сделаешь великое дело. Не для одного меня, для всех нас. Ну, а если влетишь, максимум, что я смогу сделать, это попытаться частным образом обменять тебя на кого-нибудь из тамошних. Надеюсь, это тебе понятно?
— Понятно, товарищ полковник. Я нормально пройду, не волнуйтесь.
— Сказал тоже, не волнуйтесь. Ладно, Шамиль, действуй. Успехов тебе. К исходу завтрашнего дня жду тебя с новостями.
— Есть, к исходу завтрашнего дня, — козырнул Рзаев и зашагал в сторону вертолетов.
Глава 16
Президентский кабинет мало напоминал капитанский мостик, но адмирал Баринцев чувствовал себя сейчас, как перед решающим сражением. Карьера адмирала всецело была поставлена на кон в этом кабинетном бою. Заученно четкими движениями он вычерчивал на карте маршрут, одновременно давая необходимые пояснения:
— В данный момент в Индию, согласно заключенному контракту, движется списанный авианесущий крейсер “Москва”. Его задержка в пути, конечно, может обойтись России в довольно крупную сумму неустойки, но, в принципе, задержке в море дней на пять-семь можно найти разумное объяснение. Тем более, что буксировка подобного корабля сама по себе операция не из легких.
— Ну-у, предположим, — задумчиво произнес Сам, разглядывая кривую, вычерченную на карте адмиральской рукой. — И что это нам дает?
— Подойдя на максимально близкое расстояние к предполагаемому объекту атаки, мы планируем нанести удар…
— О каком ударе идет речь? — хмуря брови, громыхнул Президент. — Вы в своем уме?!
Баринцев едва заметно поморщился. Ему был понятен праведный гнев государственного мужа, но, как человек военный, видевший в хитрости род добродетели, он всячески сторонился ханжества. “Уж, не думал ли господин Президент, что он пошлет сводную дивизию морской пехоты пропалывать высокогорные маковые плантации? Удар всегда остается ударом, какими средствами его ни наноси”. Однако ответ его был лишен столь бурной эмоциональной окраски. Он вытащил из кармана кителя пакет с фотографиями и аккуратно разложил их перед недовольным собеседником. Фотографий было немного, и все они в разных ракурсах изображали один и тот же странного вида летательный аппарат. То есть, о том, что он летательный, можно было догадаться только потому, что ни для каких других целей он не подходил.