Танцы на снегу. Геном. Калеки
Шрифт:
– Лион…
Он терпеливо стоял.
Я сел на его кровать и сказал:
– Ты прости, это мне показалось, что ты поправился. Понимаешь?
Лион молчал.
– Ты все понимаешь, я знаю, – сказал я, глядя даже не на него, а в окно, где занимался рассвет. – Ты все понимаешь и мучишься… Лион, пожалуйста, борись с собой. Заставляй себя, Лион. Ты обязательно поправишься, это все говорят. Но может пройти несколько лет. Мы станем взрослыми и совсем другими. А мы ведь только успели подружиться… Правда?
Он молчал.
– Сядь, – попросил я, и Лион сел. Я набросил ему на плечи одеяло и сказал: – Ты знаешь, у меня ведь совсем никого нет. Есть Глеб, Дайка… это мои друзья с Карьера. Но они далеко, их словно бы и нет теперь. Можно только вспоминать. А мама и папа умерли. Чтобы я мог жить. Есть еще Стась, но у него своя жизнь и свои дела, я его уже две недели не видел. Есть еще Тарасов, я рассказывал, но он просто товарищ по работе. Есть Рози и Роси, но они такие… они совсем дети, понимаешь? Они ничего не понимают, если честно! У них слишком хорошая планета. Я бы хотел таким быть, но не смогу… я уже родился. А ты другой, ты меня понимаешь, я чувствую.
Лион не говорил ни слова.
– А еще я сделал глупость… – прошептал я. – Ужасную глупость…
Я поднял правую руку и показал Лиону обвивавший ее бич. Словно ждал, что он скажет что-нибудь.
– Они узнают, – сказал я, потому что вдруг понял – узнают. – Рано или поздно всё узнают. И тогда у меня совсем никого не останется. Стась со мной даже разговаривать не захочет. И с работы меня выгонят. Лион, ты постарайся, пожалуйста. Постарайся поправиться быстрее. Может быть, мы вместе чего-нибудь придумаем…
Лион молчал.
– Ложись, – попросил я. – Ложись, поспи еще, если хочешь. Мы сегодня пойдем к Рози и Роси в гости. Будем во что-нибудь играть. Ты ведь не против, они ведь тебя не обижают?
– Не обижают, – сказал Лион, потому что понял мои слова как настоящий вопрос.
Я поправил на нем одеяло и выбежал в гостиную. Включил телевизор, забрался с ногами в кресло. В гостиной было теплее.
Что же мне делать?..
Бич на моей руке приподнял голову, словно выискивал – откуда опасность?
– Ты бы хоть унялся! – сказал я сквозь слезы.
К Рози и Роси мы не пошли.
Роси позвонил часов в восемь. Наверное, если бы он знал, что я проснулся в пять утра, так в пять бы и позвонил.
– Тиккирей, есть идея! – даже не здороваясь, выпалил он.
– Сразу согласен, – сказал я. Мне уже опротивело сидеть за телевизором.
Роси захихикал:
– Нам отец дал машину! Поехали в лес, на пикник?
– Ты что, умеешь водить? – удивился я.
– Я – нет. – Роси немного скис. – Рози умеет, у нее есть права. Только ограниченные, «в сопровождении взрослых».
– А кто с нами поедет? – не понял я.
– Кретин! Ты поедешь! Ты юридически – взрослый, так что никто не придерется!
– Вам разрешили?
Роси опять захихикал:
– Еще бы! Знаешь, как родители тебе доверяют? «Очень серьезный юноша, а ведь немногим вас старше!»
Манеру своего отца говорить он скопировал здорово.
– Я и впрямь серьезный, – сказал я, торопливо размышляя. – Давайте.
– Мы через четверть часа заедем, – сказал Роси. – Отец с нами до тебя доедет, чтобы не придирались. Вот. Нет, не через четверть часа, через полчаса, он кричит, что ему еще бриться надо!
– Хорошо, я как раз пока Лиона соберу, – согласился я.
Роси, по-моему, немного скис. Но ответил достойно:
– Правильно, ему очень полезен свежий воздух. Собирай. Теплее одевайтесь! И это…
Он снизил голос до неразборчивого шепота:
– Бухала возьми!
– Чего?
– Ну пива… не знаю чего. Пива или вина, сам реши чего! Тебе-то продадут! Ну пока, жди.
Я выключил трубку и ухмыльнулся. Они что, думают, в выпивке есть что-то интересное?
– Дети… – сказал я и пошел будить Лиона. Пиво у меня было в холодильнике – целая упаковка. Не для себя, а на тот случай, если вдруг прилетит на Авалон Стась и решит к нам зайти.
Лион выглядел нормально. Как «очень-воспитанный-ребенок», который стоит у подъезда, тепло одетый, аккуратный, и терпеливо чего-то ждет.
Я был с сумкой через плечо, где лежали пиво, бутерброды и упаковка с саморазогревающимся копченым цыпленком.
Роси не подвел – они подъехали точно через полчаса. Впереди, за рулем, сидела Рози, очень гордая, в вязаной шапочке и яркой шерстяной куртке. Приоделась она так, словно на концерт собралась, а не в лес на пикник. Роси оделся проще и удобнее: в синтетический комбинезон, в котором можно хоть на снегу спать, хоть в ледяной воде купаться.
Отец их сидел спереди, рядом с дочкой. Он очень крупный, широкоплечий, с гривой пышных волос, и никогда не подумаешь, что у него мирная и тихая профессия: театральный критик. Как он всем представляется, и мне тоже: «Театральный критик самых широких взглядов».
Он и вылез из машины первым. Рози еще возилась, отстегивая ремень, Роси, по-моему, запутался в собственных руках и ногах, а их отец уже пожимал мне руку и басовито изрекал:
– Доброе утро, молодой человек.
– Доброе утро, Вильям, – ответил я. Он требовал звать себя только по имени и «не обращать внимания на разницу в возрасте». Вроде как от этого я должен был чувствовать себя свободнее… Не знаю, вот Стась разницу в возрасте не игнорировал, но с ним было гораздо проще.
Вильям откашлялся и заговорщицки прошептал:
– Прекрасное утро, чтобы мои оболтусы получили небольшой урок взросления, верно, Тиккирей?
– Да, Вильям, – покорно сказал я.
Покосившись на своих «оболтусов», Вильям подмигнул мне и тихо сказал:
– Наверняка вы взяли с собой пиво или вино. Нет, не надо отвечать, Тиккирей, я ведь прекрасно помню, как сам был подростком! Но я прошу тебя, как самостоятельного и ответственного человека, пронаблюдать, чтобы Рози села за руль не ранее чем через три часа после употребления алкоголя!