Танцы на снегу. Геном. Калеки
Шрифт:
– Так к застою или к неустойчивости? – спросил я.
– К застою в развитии человечества, но к неустойчивости в социальной жизни, – отпарировал Лион. – Вот тебе простейший пример. Когда люди встретили Чужих, которые успели оттяпать лучшие куски космоса для себя, то развитие Империи остановилось. Пришлось переделывать для жизни очень плохие и неудобные планеты вроде твоего Карьера. Никто даже не попробовал оттеснить Чужих с занятых ими планет.
– Но это же война, Лион!
– Вовсе не обязательно. Война – это крайний случай разрешения противоречий. Всегда можно обойтись экономическими, политическими или особыми мерами.
– Ты и вправду так думаешь? – Я сел в соседнее кресло. Лион секунду пялился на меня, насмешливо улыбаясь, потом посерьезнел:
– Ничего я не думаю. Так нам объясняли. И во сне я в это верил.
– А сейчас?
– Ну, что-то тут есть, правда? Ведь на самом деле ты жил на Карьере, а мог жить на хорошей планете, где сейчас живут Цзыгу или халфлинги.
– Так в твоем сне вы воевали с Империей или с Чужими?
– С Империей, – признал Лион. – Чтобы в галактике было новое, справедливое устройство.
– А какое?
Лион на миг задумался:
– Ну, во-первых – демократическое. У нас все выборное, любая должность. Раз в четыре года все голосуют за президента.
– И что за человек этот президент?
– Это она, – сказал Лион. – Она… ну как тебе сказать…
Лицо у него стало мечтательное. Я ждал, и у меня все сильнее холодело в груди.
– Она… очень справедливая, – выпалил Лион наконец. – Она каждого готова выслушать и поговорить по душам. Умная, она почти всегда принимает правильные решения. Иногда ошибается, но не сильно.
Я не выдержал:
– Лион, но это же только сон! Ты понимаешь? Кто-то на Инее решил завоевать Империю, ну и придумал промывку мозгов. Не может человек никогда не ошибаться!
– Я не говорю, что всегда, – быстро ответил Лион. – Но обычно не ошибалась.
– И выслушать каждого президент тоже не может. Император не может, и президент не сможет. Даже у нас на Карьере старший социальный работник не мог общаться с каждым, а у нас населения меньше миллиона человек!
– Если по-обычному, то нельзя, – согласился Лион. – Но у нас все было по-другому. Можно подключиться к Сети и общаться с президентом.
– Чушь, – только и сказал я.
– Почему? Это очень просто делалось. Ты знаешь, что можно полностью скопировать разум в компьютер?
– Да, но это же запретили, таких только двое или трое осталось… они все с ума сходят…
– А она не сошла, – тихо сказал Лион. – У нее на каждой планете есть своя копия. Они между собой советуются и принимают решения сообща. Ну и готовы любого выслушать и помочь. Я сам каждый год с ней разговаривал. Так положено. А иногда – вне очереди просил разговора. Когда было важно.
– Лион, да ты дурак! – не выдержал я. – Полный дурак! Это все сказочки, которыми вам промывали мозги! Чтобы все бросились служить Инею!
– Я понимаю, – серьезно сказал Лион. – Наверное, так оно и есть. А вдруг это правда? Ведь в Империи и впрямь не все хорошо. Зачем иначе армия, полиция, карантинная служба, фаги?
– Не может такого быть. Это все ложь, – упрямо повторил я.
– Но если ложь – так почему все в нее верят? – возразил Лион. – Тиккирей, я же нормальный! Я ведь с ума не сошел, правда? Мне только показали, какая у меня может быть жизнь, если я буду с Инеем. Вот и все. И мне понравилось!
– У тебя прервали сон, – сказал я. – Когда подключили в поток.
– Ну и что? Тиккирей, честное слово, ни в чем меня не убеждали насильно. Это… это… – Лион развел руками. – Ну, как очень хорошее кино в хорошей виртуалке, когда совсем разницы не замечаешь. Мне показали, какая может быть жизнь, и мне понравилось.
– Но это же неправда!
– А я тебе говорю, что правда? – Лион повысил голос. – Нет, скажи, говорю? Я рассказываю, как все было в моем сне! Вот! И что в нем, может быть, есть немного правды!
Я замолчал. И впрямь – накинулся на Лиона, как на врага…
– Извини.
Лион смотрел в сторону. Потом пробормотал:
– Да ладно… Знаешь, сейчас уже легче. Вроде как сон, а вначале было все взаправду…
Я заметил, что он начал обкусывать себе ноготь, как маленький ребенок. Потом заметил, что делает, и торопливо убрал руку ото рта.
– Глупый сон, – сказал я.
– Наверное. А я свой дом помню, Тиккирей. Знаешь, какой у меня был дом? Он стоял в саду, к нему вела дорожка из красной кирпичной крошки. Даже машину приходилось оставлять у ворот. А дом был трехэтажный, на высоком фундаменте, со стенами из старого камня, с деревянными рамами и дверями. Там были широкие ступени, они вели на веранду, и по вечерам мы пили там чай, а иногда пиво или вино. Стены оплетал виноград, он был запущенный, почти дикий, но все равно его можно было срывать и есть. И полы были деревянные, старые, но совсем не скрипучие. На фронтоне висел кованый железный фонарь, я вечером всегда включал в нем лампу, и вокруг начинали роиться мошки и ночные бабочки…
– Что такое фронтон? – спросил я.
Лион поморщился. Неуверенно развел руками, будто треугольником их складывая.
– Это… ну, под крышей, между скатами и карнизом, если смотреть с фасада. А что?
– Я не знал такого слова, – объяснил я.
– Я тоже не знал, – признался Лион. – Я же говорю, я многому научился. Роды принимал, космический корабль пилотировал… воевал…
Он снова замолчал.
– Лион, ну никто же тебе не мешает вырасти, построить такой дом и там жить, – сказал я.
– Я же не один там жил.
– Ну… и не будешь один…
Лион кивнул. Потом добавил вполголоса:
– Катерина работала в медслужбе. Она меня выходила, когда все уже решили, что я умру. Это после той засады, где тебя убили…
Он осекся.
– Меня? – спросил я. – Так это ты про меня говорил, что в засаде… а потом ты всех…
Лион кивнул:
– Да. Это ты был. Нам уже было лет по двадцать, наверное. Нас призвали с Нового Кувейта… предложили пойти в армию. Мы и пошли в десантные части.