Танцы на углях (бонусная книга к дилогии)
Шрифт:
– Мамуля, мы будем стляпать?
– Да.
– Честно?
– Да-да-да!!!
– А папочка опечалится?
– Папочка очень опечалится, если увидит процесс. Но мы попробуем провернуть все до его приезда.
А дальше начинается чистый беспредел, вернее — грязный! Кефир плюхает, рассеивая муку, масло проливается по стенке стакана на стол, молоко выкипает… Высочество же должно участвовать в каждом действе! Это ее первые булочки, в конце-концов.
И пока мы лепим вторую партию авторских кособоких ватрушек, первая успевает немного пригореть — на противень вытекает сахарный сироп. Специфический жженный запах… На каждый «косяк» в моей голове звучат его недовольный саркастический комментарии, словно он присутствует
Только бы не приехал раньше времени!
– Доча… доча… нет!!
Перехватываю летящую чашку, там творожно-сметанная начинка и хороший такой шлепок летит на печь, размазываясь по ней до самого пола.
Высочество несется куда-то, поскальзываясь на этой творожной плюхе, размазывая ее по полу, мука сыпется с нее на пол.
Только бы не приехал…
Так и невроз недолго получить!
– нервно усмехаюсь я.
– Куда?!
– перехватываю я ее за талию.
– Писать!
Это через ковер в зале.
Не забыть почистить, - ставлю себе галочку.
– Беги, - отпускаю.
– Руки потом помой!!
К концу третьей партии краснощекое Высочество наконец-то засыпает на кухонной кушетке. Уработалась стряпуха! Уношу ее в комнату.
Теперь мамина очередь.
Стерильностью на этой кухне теперь и не пахнет. Пахнет булками и жженым сахаром. Уношу булочки на обеденный стол.
Открываю окно. Чем там он все это оттирает до «своего» блеска?
Нижняя секция с моющими средствами закрыта. Отыскиваю скрытую защелку от детей. Это ж надо так её… Изворачиваюсь и открываю. Все средства японские и кроме иероглифов никаких опознавательных знаков.
Хм…
Вот это, - поднимаю я флакон с распылителем, - если я правильно помню, нечто антипригарное.
Забрызгиваю этой пеной плиту и противень. Шипит…
Пару одноразовых толстых салфеток. И…
И только через минуту до меня доходит, что кожу жжет как-то слишком уж.
Черт!!
Бросаю салфетки, включаю воду во весь напор, всовываю руки.
Оооо!!!
Вытаскиваю. Вытираю полотенцем. Оно мягкое, но ощущение как от наждачки.
– Ай-яй-яй….
– хныкаю, тряся бордовыми от ожога руками.
– Жесть… жесть...
Щелочь или кислота?!
Еще раз разглядываю этикетку. Никаких подсказок!
Достаю соду и уксус. Пятьдесят на пятьдесят… Рискнуть?
– А что тут происходит?…
И мои обожженные руки даже рядом не стоят с эффектной паузой после. Медленно разворачиваюсь, держа их перед собой.
Величество.
Губы сжаты. Его казалось бы невозмутимый взгляд медленно скользит по всем деталям нашего преступления. И останавливается на моих руках. Невозмутимость тут же слетает в лица.
Делает пару шагов ко мне, перехватывая руку за запястье. Разглядывает.
Смотрит мне за спину, на этот чертов флакон.
– Кислота!!
И дальше я оказываюсь не слишком нежно развернутой к раковине и мои руки опять под водой.
Больно то как!!!
Закусив губы, из всех сил молчу. Начну верещать — выхвачу от него. Уверенна.
Глубокая чашка, сода, вода. Опускает мои руки своими.
Пиллинг… это просто пиллинг… - пытаюсь медитировать я на эти ощущения.
– Винная кислота...
Как-то слишком! Даже для кислотного пиллинга.
– Там замок. Там замок от ДЕТЕЙ!
– начинает заводиться он, удерживая мои руки.
– И от тебя в том числе! Какого чёрта?! Ты что-нибудь слышала о перчатках? Ты не женщина, ты чудовище! Там целый ящик перчаток, твою мать! Я поставлю кодовый!
Достает руки, рассматривает и с раздражением плюхает их обратно.
Взвизгиваю.
Чувствую как ледяная пряжка его ремня давит на мою голую кожу. Прямо в треугольничек над копчиком. И как слишком шумно он дышит. Так же, как и я. Потому что БОЛЬНО!!!
– Вот что с тобой делать?? Ты хуже ребенка!
– А я думала ничего нет хуже…
Это всё болевой
– Молчи! Ты можешь усвоить, что это моё всё?! Такую простую понятную вещь!! Моё! Не надо самоуправства!
– Я надеялась управиться до твоего возвращения.
– С чем? С химическим ожогом?!
– С кухней…
– При чем тут, вообще, кухня, детка? При чем тут кухня?… Больно?…
Ну вот… теперь можно и порыдать. И я тихонько рыдаю в его руках.
Глава 4 - Безусловно и абсолютно
– Пап… па-а-ап… - тормошит младшее Высочество, пытающегося уснуть Величество.
– Ну, пап...
Мы не спали всю ночь - индуцированный психоз в форме приступа романтики.
Вино... большие мягкие качели... звездное небо… зефирки на мангале… плавленная моцарелла… поцелуи… поцелуи… поцелуи…
Музыка и стихи.
Он любит, когда я читаю что-нибудь.
Читаю я плохо. С нелепыми паузами и съедая иногда слова. Часто не с авторским ритмом. И зависаю иногда в смыслах. Но ему нравится… Его это торкает. Величество велит и я читаю то, что навеевает мне момент.
Как мы с тобою бессмысленны, как нежны, словно только что вышедшие из моря, из тишины, как теплоруки и как легки, неоперившиеся воробьи, новорожденные щенки. как засыпать в обнимку тепло, тепло, словно в околоплодной воде, словно нас отделяет стекло от большого мира, а мы тут лежим с тобой – маленькие, маленькие, маленьких не берут на бой. я никогда больше не хочу воевать, мой свет, я хочу, чтобы море и солнце, и никого больше нет, чтобы мы под огромным небом и камушки чтоб в горсти, мой родной, я никогда не хочу расти. маленькие, маленькие и зализываем друг другу раненые бока, и пушисто волосы вьются возле виска. не отпускай меня больше, пожалуйста. не отпускай… (Вера Полозкова)