Танцы с ментами
Шрифт:
– А кого же? – удивилась я.
– Нас, – коротко ответил мой секьюрити, нагруженный провизией.
В номере я взяла инвентарное блюдо, положила на него фрукты, прихватила арбуз и пошла в ванную мыть все это великолепие.
Андрей открыл вино, разлил по стаканам и включил по телику питерскую программу. Там шел брифинг, посвященный перспективам раскрытия дерзкого убийства личного друга вице-президента.
Мы уселись перед телевизором и стали развлекаться, комментируя выступление начальника ГУВД.
– Это преступление будет раскрыто в ближайшее время, мы уже достаточно много знаем о преступнике, – надувая щеки, сообщал он журналистам. – Преступник, на поиск которого ориентированы все
– И галоши, – добавил Андрей.
– В Федеральной службе безопасности, – вещал генерал, – создан штаб по расследованию убийства. Мы договорились два раза в день встречаться там и обмениваться накопившейся информацией.
– Два раза в день?! – ужаснулась я, в том смысле, что если так часто встречаться, то когда же работать?!
– Действительно, – поддержал меня Андрей. – Пять раз надо, не меньше.
Пресс-конференция закончилась, и мы переключились на другую программу. Известный, намозоливший всем глаза депутат со слезой в голосе рассказывал все про того же Хапланда:
– Это был талантливый ученый, прогрессивный чиновник, реформатор и кристально честный человек. Бориса Хапланда убили за то, что он сам не брал взяток и другим не давал этого делать.
– Просто поразительно, – сказал Синцов, – а в определенных кругах пожимают плечами – зачем было убивать Хапланда, если с ним все вопросы можно было решить за деньги?!
Он заботливо вытащил косточки из отрезанных для меня кусков арбуза и подвинул ко мне тарелку. Я невольно сравнила его с Толиком Горюновым и задумалась. Все-таки права Машка: Толик – фат, я бы даже сказала, фанфарон, хорош он в интимной обстановке, и ласков, и может быть заботливым, а вот на настоящего мужика не тянет. Не могу понять, в чем дело, но вот от Андрея идет мощная волна мужественности и надежности. А от Толика, наоборот, веет опасностью. Нет, надо завязывать с этим моим крутым виражом, больше отрицательных эмоций, чем удовольствия, особенно если он за моей спиной языком чешет.
Я вспомнила наше последнее свидание. Мы встретились у метро возле «тетиной» квартиры, причем, пока я ехала до этой станции, я вела себя как резидент вражеской разведки, обрубающий «хвосты»: постоянно оглядывалась, переходила из вагона в вагон, тщательно осматривала всех пассажиров, проверяя, не замаскировался ли среди них мой муж, и на этом потеряла миллиарды нервных клеток.
Когда я вышла из метро и ко мне подошел Толик, я была уже на последнем градусе паники, он даже спросил, что со мной творится. «Ничего особенного, – ответила я, нервно оглядываясь. – Пошли быстрее», – и потащила его к проходному двору. «Подожди, – уперся Толик, – я хотел тебе бананов купить и орешков соленых, дай я к ларьку подойду», – но не тут-то было. Я так стремилась быстрей скрыться с глаз людских, что огрызнулась: «Я что, к тебе есть, что ли, приезжаю? У меня мало времени!» – и рванула Толика вперед, что явно произвело на него неприятное впечатление. Он с кривой улыбкой заметил: «Ну ты, Швецова, даешь!» А в квартире, когда мы уже обнимались в постели, меня трясло от страха, потому что мне все время казалось, что, когда мы с Горюновым выйдем на лестницу, у дверей будет стоять мой муж и я больше никогда не оправдаюсь.
– Скажи мне, Маша, – неожиданно спросил Андрей, – а почему ты с мужем не разведешься?
Я слегка оторопела.
– Уйти некуда? – продолжил он.
– Послушай, что, вся питерская милиция в курсе моих семейных дел?
– А я что, вся питерская милиция? Ну ладно, Маша, не хочешь – не говори, но я не просто так спрашиваю.
– Не просто так? А как? Или ты как честный человек хочешь на мне жениться
– Я же сказал, не хочешь – не говори, но похоже, что ты его не любишь и жить вам вместе тяжело.
– Вот как? А на основании чего, позволь спросить, ты пришел к подобным выводам?
– Маша, не бесись, я уже вижу, что ты заводишься… Ты женщина заметная, естественно, что о тебе говорят. Мужики слюни пускают, начинают выяснять твой статус, а наш брат всегда рад о вас, девушках, посплетничать.
– Да, это точно. Могу утверждать, что женщины никогда в своем кругу не обсуждают так мужиков, вы же, скоты, ни сантиметра дамской плоти не пропустите! И что же именно ты слышал?
Я сказала это и моментально пожалела. Ведь знаю себя: стоит мне услышать что-нибудь неприятное в свой адрес, я просто заболеваю. Умом я понимаю, что не на все стоит обращать внимание, но в душе справиться с этим не могу, несмотря на совет моей мудрой подруги Маши Швецовой. Плакалась я ей как-то на сплетников, Машка терпеливо меня слушала, а потом сказала: «Мышь! Никогда не поддавайся на провокации! Даже если ты будешь причислена к лику святых, все равно найдется субъект, который позлословит в твой адрес. Поэтому, если кто-нибудь очень настойчиво захочет тебе поведать, что он о тебе слышал в одной компании, заткни уши…»
Но, к сожалению, я не Маша Швецова, а всего лишь Маша Швецова. Это мы с Машкой так шутили в далеком прошлом (например, показывая фотографию: «Это кто – Маша Швецова? – Нет, Маша Швецова. – А-а, а я думал, Маша Швецова…»). И вопрос уже слетел с моих губ.
– Так что же ты слышал?!
– Да успокойся ты, ничего особенного… Слышал я, как твой муж на твою работу реагирует, мне ребята из убойного рассказывали.
Действительно, ребята из убойного могли рассказать случай, когда в пятницу задержали убийцу, я приехала его допрашивать, он битых два часа ломался и вдруг заявил, что ему нужно подумать до завтра. А мне в субботу нужно было ехать с мужем на дачу, но поскольку я не шибко эти поездки любила и пробовала находить всякие отговорки, шаг влево – шаг вправо считался за побег и мое ренегатство сурово преследовалось мужем. И вот я, выслушав заверения злодея, что завтра он нам расскажет всю свою кошмарную жизнь, снимаю телефонную трубку, звоню мужу на работу и сообщаю, что не смогу завтра с ним поехать на дачу, потому что мне придется работать. А он в ответ начинает вопить так, что телефонная трубка дребезжит и спаренные аппараты на столах подпрыгивают, а деликатные опера стараются на меня не смотреть и делают вид, будто они временно оглохли. Дошло до того, что один из оперов, давно Игоря знающий, поднял трубку параллельного телефона и сказал ему: «Слушай, кончай орать на жену!»
– Говорят, например, что хоть Швецова и старший следователь, а муж ее поколачивает, – безжалостно продолжил Андрей.
Я поразилась тому, как в мозгах досужих сплетников все трансформируется из мухи в слона.
– Ты знаешь, слухи о моей смерти от побоев сильно преувеличены. А вообще развестись я давно хочу. Только и мне уйти некуда, и Игорю. И мама у меня не переживет этого, и ребенок страдает. Ты не представляешь, в какой я ловушке. И у меня такое чувство, что я не выберусь из этой ловушки никогда.
– Могу тебе сказать по собственному опыту, что это тебе только кажется. Значит, край еще не наступил. А вот когда станет по-настоящему невмоготу, ты возьмешь ребенка и уйдешь, хоть на улицу, если больше некуда. А пока тебе кого-то жалко, маму или Игоря, ты действительно в ловушке и никуда не денешься.
– Ты глубокий теоретик семейных отношений. Но в любом случае спасибо за совет.
– Ладно, Маша, пора спать, – сказал Синцов. – Хочу тебе предложить небольшую рокировочку. Я останусь ночевать здесь…