Танцы с ментами
Шрифт:
А на следующий день звонит зональный и ставит в известность, что не усматривает оснований для продления срока содержания под стражей. Ну и что, что убийство? Если тебе городская прокуратура откажет в продлении срока, куда ты пойдешь? В Генеральную? Только поезд уже ушел, клиент уже на свободе.
И ваши тоже хороши. У нас в прокуратуре лежит материал на возбуждение: два владельца булочной поссорились и стали делить имущество, а пять на два не делится, как Лиса Алиса говорила, поэтому забили «стрелку» и приехали на нее с «крышами». Представляешь, к месту встречи подъезжают две милицейские машины, из одной вылезает первый
– Как, кстати, этот ваш мальчик, стажер? Ему действительно можно доверять? Или он нам все провалит? – поинтересовался Андрей.
– Ну, в душу не залезешь, и пуд соли я с ним еще не съела, но похоже, что с ним все в порядке. Производит впечатление честного парня. Андрей, а я, по-твоему, честный человек? Раз ты согласился со мной работать?
– Да, думаю, что ты честный человек, – медленно ответил Андрей, и я пошутила:
– Мне что, обидеться, что ты так долго думал?
– Я не долго думал, а веско и уверенно отвечал. Единственное, что меня в тебе не устраивает, это твои отношения с Горюновым. Он плохой человек и тебя не стоит.
Я покраснела.
– Андрюша, это ты как дуэнья меня опекаешь или считаешь, что он может делу повредить?
– Конечно, если бы мы вместе не работали, меня бы твои сердечные привязанности не волновали, но Горюнов – негодяй и в интимной обстановке может что-нибудь из тебя выудить, какую-нибудь информацию.
– Успокойся, Горюнов уже в прошлом. А кстати, насчет Горюнова: ты ведь знаешь, что я изменяла мужу с ним. Какой же я после этого честный человек?
– Ну, Маша, это перебор. Я знаю, что ты взяток не берешь, информацию не продаешь, в разводки не вписываешься, ментов не презираешь. А с кем ты спишь, волнует меня только в аспекте работы по делу. Твоя женская честность меня абсолютно не трогает…
– То есть ты считаешь, что бывает честность – и женская честность? Осетрина второй свежести? Я могу изменять мужу направо и налево, но это не умаляет моих профессиональных достоинств? Так? Или, по-твоему, честь и совесть – качества для мужчин? А курица не птица?
– Что ты ко мне пристала? Я же сказал, что считаю тебя честным человеком. Что ты прямо как с цепи сорвалась?!
– Плохо мне, понимаешь?! И я пытаюсь для себя решить вопрос – могу я своему ребенку в глаза смотреть или нет. Можно ли быть хорошей матерью и изменять мужу. Можно?
– Не знаю, не думал. В конце концов, это личное дело каждого.
– Ты понимаешь, мой муж, когда мы с ним познакомились, мне доказывал, что если один из супругов изменяет, то виноват тот, кому изменяют. И еще говорил, что лучше жениться на интересной женщине, на которую обращают внимание другие мужики, чем на дурнушке, с которой хоть спокойно, но скучно. Иными словами, что лучше есть торт вдвоем, чем дерьмо в одиночку. А как только на мне женился, стал рассуждать с точностью до наоборот. Мой ребеночек как-то слушал-слушал его претензии ко мне – для кого я постриглась, зачем я на даче крашусь, – потом сказал: «Папа, я понял – ты хочешь, чтобы мама не ухаживала за собой, но хорошо выглядела, и чтобы на нее все смотрели, но никто не обращал внимания!» А еще знаешь, как он сказал однажды? Муж как-то за обедом до меня докапывался, докапывался, все ему не так, пока Бегемотик ему строго не заявил: «Папа, что ты все маму ругаешь? Раз женился на ней, то терпи!» Честное слово!
– Слушай, а почему Бегемотик?
– А, это старая история. Когда ему исполнилось полтора года, я вышла на работу, и в первый же день звонит плачущая мать, говорит, что ребенок проглотил кусок стекла. Я все бросаю, прыгаю в такси, мчусь домой.
В кресле лежит мать в полуобмороке, напившись валидола с реланиумом, а моя деточка спокойно играет на полу. Мать, едва оклемавшись, рассказывает, что разбилось блюдце и, пока она ходила за веником, ребенок съел осколок. Спрашиваю какой, мать показывает размеры куда больше всего блюдца. «Скорая помощь» уже вызвана… Я, пока ждала врачей, стала собирать осколки на пластилин, чтобы понять, какого не хватает. Оказалось, все до единого осколки в наличии. Спрашиваю ребенка: «Ты глотал кусок блюдца?» – «Глотал», – отвечает он и честными глазами на меня смотрит. «Зачем?» – спрашиваю. А он мне с гордостью говорит: «Потому что я бегемот!»
Тут у меня очень своевременно полились из глаз слезы, но мы уже подъехали к даче. Я сдавленным голосом попросила Андрея остановиться и выскочила из машины.
– Машенька? Вот уж не ждали! – радостно приветствовала меня мама, поднимаясь на крылечко с тазиком выстиранных ребенкиных вещичек. – Что это ты – плачешь?
Когда я поведала ей о печальных событиях, радости от моего приезда как не бывало. Мать поджала губы, помолчала, потом сказала своим жутким тоном (в жизни она не повысила на меня голос, но когда злилась, начинала говорить таким голосом, что у меня поджилки тряслись, и я на все была готова, лишь бы она со мной так не разговаривала):
– Ну что ж, дочь, ты человек взрослый, тебе жить. Только я тебя больше знать не хочу. Бедный Игорь терпел твои выходки, а ты плюнула ему в душу… Иди попрощайся с ребенком и уезжай, не могу тебя больше видеть. Пока…
Залившись слезами, я вышла в сад, позвала своего Хрюндика. Он пришел чумазый, серьезный, с банкой, где сидела лягушка.
– Ты чего плачешь, Швецова? – спросил он.
Взял моду от папы – тот меня называл по фамилии, и сыночек приспособился.
– Бегемотик, я хочу сказать тебе одну вещь. Мы с папой не будем больше жить вместе.
– А я?! – тут же спросил мой Бегемотик, и из его серых глазищ полились слезы размером с крыжовник. – С кем буду я?
– Со мной и с папой, поровну, – прижав его к себе, успокаивала я.
– А почему вы не можете жить вместе? – рыдал он.
– Маленький мой, понимаешь, – объясняла я ему, как могла, – взрослые люди могут жить вместе, только если любят друг друга. А я разлюбила папу. Ты же сам видел, как мы все время ссорились, так что ничего хорошего в нашей совместной жизни не было.
– А я?! – зарыдал он еще пуще. – Я ведь хорошее, и от вашей совместной жизни!
– Малышка мой… ты самое хорошее, что у нас с папой в жизни есть, – я сама чуть не разрыдалась в голос, но постаралась взять себя в руки. – Ведь тебе тоже было плохо, когда мы ссорились…
К счастью, мой сыночек всегда отличался на редкость трезвым для его возраста умом. Я поглаживала его светловолосую макушку, и он потихоньку успокаивался.
Отрыдавшись, он обнаружил, что, пока он плакал, банка перевернулась и лягушка ускакала. Это его немного отвлекло. Глазищи высохли, и мой Бегемотик деловито спросил: