Танец ангела
Шрифт:
— Н-нет…
— Я уже помог тебе, сопляк, я охранял тебя, когда ты бегал за этой ненормальной девкой. Не думай, что я этого не видел. Ты не полицейский, ты ребенок. Она что-то сказала, и ты тут же пошел сюда. Мне надоело, я поговорю об этом с Эриком.
— Я не говорил с ней о тебе.
Болгер не ответил. Он спокойно сидел, его голова заслоняла лампу, и вокруг головы сиял ореол.
— Это ты сделал, — сказал Бергенхем.
— Что, черт возьми?!
— Раньше я не был уверен, но теперь знаю точно.
— И где группа захвата?
— Ты ублюдок.
Болгер рассмеялся. Его халат распахнулся, открыв волосатую грудь.
— Ты слишком далеко зашел, парень.
— Ты убил мальчиков.
Болгер улыбался и молчал.
— Я не знаю почему, но мы это выясним. С Божьей помощью мы это выясним.
— Ты пьян или ширнулся у этой наркоманки? — спросил Болгер.
— Ты едешь со мной?
— Что?
— Я хочу, чтобы ты поехал со мной. Ты подозреваешься…
Болгер встал.
— А я хочу, чтобы ты сейчас ушел. Тогда мы забудем этот странный случай.
— Я не уйду, — сказал Бергенхем.
— Тогда я позвоню Эрику.
— Я сам позвоню.
— Вперед. У тебя же есть с собой мобильный.
— Нету, — сказал Бергенхем и поднялся. Он видел телефон на столике в форме полумесяца, что стоял у окна. Он прошел между креслом и столом, и Болгер поднялся, когда он проходил мимо него. Они были одного роста. Бергенхем посмотрел Болгеру в глаза.
— Я позвоню сам, — сказал Болгер.
— Подвинься, — сказал Бергенхем и поднял руку, но Болгер сделал выпад-другой, и Бергенхем отшатнулся. Он почти потерял равновесие, но удержался и снова двинулся вперед.
— Иди сюда, — сказал Болгер и ударил Бергенхема в плечо.
Бергенхем потерял опору, не удержался на ногах и упал, ударившись затылком о край стола с сильным неприятным звуком. Толстое стекло не разбилось. Глаза Бергенхема закатились, и он сполз на пол. Он лежал рядом со столом, по телу пробежала дрожь от головы до ног, и еще раз.
Болгер услышал звук из его горла и наклонился над ним. Стон на одной ноте, который, казалось, не имел отношения к лежащему раненому человеку.
Бергенхем лежал с закрытыми глазами без сознания. Вдруг они открылись — но Болгер не знал, видит ли он что-нибудь, — и снова закрылись. Снова донесся ужасный звук из его горла. Болгер не мог этого слышать. Он этого не просил, он никого не приглашал. Он поднял его голову, положил руку на горло, издававшее столь жуткие звуки, надавил всей тяжестью и почувствовал движение лежащего перед ним тела и надавил сильнее.
Вскоре звуки прекратились. Болгер встал, потянул Бергенхема за ногу. Они еще дергались. Болгер поднял его. Он никогда его не интересовал. Никогда. Он ничего не значил.
Болгер вышел на лестницу со своей ношей, ни о чем не волнуясь, как будто был один во всем мире.
44
Винтер карабкался вверх по горе и вдруг увидел колонку, торчащую из-за камня. Играли «Что нового».
Колтрейн рассматривал пейзаж под горой. Он вынул мундштук изо рта, закурил «Житан» и стал спрашивать Винтера: «Что нового, что нового?» — и мобильный телефон, прикрученный к его тенор-саксофону, звякал по прямой трубе. «Тенор должен быть гнутым, — подумал Винтер, — это сопрано прямой». И только он собрался это сказать, как оказалось, что телефон в руках у Макдональда, который кричит ему, надрываясь: «Возьми трубку, позер, выпендрежник, возьми трубку, пока мальчик не нажал „отбой“! Это мальчик тебе звонит!»
Винтер попытался взять телефон, но он был плотно встроен в саксофон. И он звонил, звонил.
Винтер проснулся. На тумбочке звонил телефон.
«Опять, — подумал он. — Сны становятся реальностью».
Телефон замолк, но тут же начал звонить мобильный с письменного стола. Он вскочил и схватил его, но там уже никого не было. Зазвонил телефон на тумбочке. Он кинулся обратно, сильно приложился большим пальцем ноги об ножку кровати, и через секунду оцепенения его пронзила острая боль.
— Алло… Алло?
От боли у него выступили слезы на глазах. Он попытался выправить палец, но тот не поддавался. Он понял, что палец сломан.
— Это Эрик?.. Эрик Винтер?
Голос женщины очень соответствовал тому, что он сейчас чувствовал, он был похож на порыв боли, прорвавшейся по телефонному проводу. В другое ухо вливался Колтрейн: в гостиной на повторе крутился диск. В который раз он заснул, не выключив все, что надо. Огненно-горячая боль в пальце расползлась по всей ноге, но стала более тупой. Он сосредоточился на разговоре.
— Да, это Эрик Винтер.
— Прости, что беспокою, но это Мартина Бергенхем.
Винтер видел ее несколько раз, и он ей симпатизировал. Она была спокойным и вполне зрелым человеком, чему ее мужу еще надо было поучиться.
— Привет, Мартина.
Винтер зажег лампу, поморгал, пока глаза привыкали к свету, и взял с тумбочки наручные часы, холодившие руку. Четыре часа утра.
— Я не могу найти Ларса, — сказала Мартина.
— Что ты говоришь?
— Он не пришел ночевать, а я сейчас должна ехать…
Винтер услышал, что она начала плакать или продолжала плакать.
— …ехать рожать…
— Он не звонил?
Вопрос был бессмысленный, но иногда случаются и такие.
— Нет. Я думала, он на каком-нибудь задании…
— Этого я не знаю, — сказал Винтер, — но это очень возможно.
— Ты не знаешь? — удивилась она.
— Я не знаю, Мартина, но я узнаю это как можно скорее.