Танец Бешеной
Шрифт:
– Гаишник был настоящий?
– Какая разница? – гнусно ухмыльнулся майор. – Могу тебя заверить, что выглядел он в точности как настоящий, не то что француз – коренной шантарец не усумнится…
– Майор, вы, я смотрю, совсем обнаглели… – покачала головой Даша.
– Дочушка, не дергайся, – ухмыльнулся майор. – Ношение формы само по себе основанием для уголовного преследования служить не может. Пока с ее помощью не совершено преступления, ограбления, мошенничества с конкретной материальной выгодой. Я неправ, а? Опровергни…
– Прав, стервец, – сказала Даша, подумав. – Ничего тут не пришьешь… Ну и?
– Предъявил французский
– Тут два варианта, – сказала Даша. – Не более. Слушал либо музычку, либо разговоры в квартире, где установлен клопик. У нас сейчас таких клопиков в магазине можно полную авоську купить.
– Правильно мыслишь. Либо-либо. С уклоном ко второму варианту.
– А направленного микрофончика у вас не нашлось?
– Ты за кого нас принимаешь? Нашелся, конечно. В машине все окна были задраены плотно, но все равно можно гарантировать, что внутри не слышалось ни музыки, ни дикторского чириканья. Так, шумы на пределе слышимости… В общем, за увлекательными забавами с транзистором француз сидел минут двадцать. Потом вдруг затрепыхался, убрал антенну, отложил радио, запустил мотор. Через минутку-полторы из подъезда вышел субъект лет пятидесяти, по одежде – совершеннейший земляк, вот фото…
– Интересно, – сказала Даша.
– Знаком?
– Ну.
– Кто?
– Майор, каждый знает ровно столько, сколько считает нужным, – сказала она категорическим тоном.
На цветной фотографии был запечатлен герр Георг фон Бреве, доктор философии и профессор кафедры Эслингенского института магии и колдовства, в свое время полоненный вместе с российскими сатанистами на приснопамятной дачке и все еще отиравшийся в граде Шантарске. Теперь, в простецком платьице и кроличьей шапке, он походил не на германского профессора, а на российского, умученного рыночными реформами, а то и на пьющего слесаря.
– Данный объект с ходу закодирован как Алкаш, – сказал майор. – Очень уж напоминает алчущего опохмелки сантехника…
– Ага… – фыркнула Даша. – Жди.
– Ну, наши быстренько поняли, что это не алкаш и не сантехник, но надо же было его как-то обозначать… Алкаш потопал к остановке, сел в сорок пятый автобус. Француз его старательно пас. Через три остановки Алкаш сошел, вернулся на два квартала назад, квалифицированно проверяясь. Остановил тачку и поехал в центр. Француз пас, мы пасли француза. В центре, на Караганова, Алкаш вылез, прошел квартал, завернул за угол, налево, в неотступном сопровождении француза, вошел в сорок первый дом на Жуковского и оттуда уже не вышел. Наш лягушатник добросовестно ждал сорок две минуты, потом не вытерпел, сунулся в подъезд, откуда появился в определенно расстроенных чувствах. Здесь опять-таки два варианта – либо Алкаш прочно засел в какой-то квартире, либо в целях обрубанья «хвоста» сквозанул напрямую на Маркса.
– Как это? – насторожилась Даша. – Был там когда-то сквозной выход, но дверь забита давно…
– Была. Мы оставили одного, чтобы огляделся там… Дверь приведена в божеский вид, все доски отодраны,
– А на Экскаваторной что слышно? Квартиру вычислили?
– Нет еще. Мы ж не чародеи. Двенадцатиэтажка, хат навалом… Копают. Значит, вернемся к французу. Потерявши Алкаша, он еще посидел в машине с четверть часика, явно не хотел признавать поражения, как любой другой на его месте, надеялся, что Алкаш выйдет. Потом отъехал. Еще тридцать семь минут кружил без видимого смысла и цели; мы стали подозревать, что он просто убивает время. И версия эта вскоре подтвердилась. Поездил он, съел мороженку на Дзержинского, погулял и целеустремленно погнал в Киржач. Ровно в шестнадцать ноль-ноль в скверике встретился с неизвестным. Забегая вперед, скажу, что этот тип довольно быстро был после завершения операции вычислен. Это и есть Зыбин Петр Павлович, частное охранно-сыскное агентство «Локус». – Майор достал кассету и снял с серванта магнитофон. – Слушай интимное щебетание.
Даша мгновенно узнала голос Флиссака – но это был другой Флиссак, говоривший по-русски почище иных славян. Акцент самую чуточку улавливался, но, возможно, всего лишь оттого, что Даша знала заранее, кому принадлежит голос.
– Я его упустил, – сказал Флиссак. – Это был проходной подъезд, кто мог предполагать…
– Не расстраивайтесь. С каждым могло случиться. Мы сами не знали, что там восстановили «сквознячок»… Полагаете, он пошел на встречу?
– Уверен, – сказал Флиссак. – Я не мог слышать реплики того, кто ему звонил, но ответы Профессора недвусмысленно свидетельствовали… Время! Время… Я скоро полезу на стену.
– Может быть, все-таки привлечем кого-нибудь из моих мальчиков?
– Нет, – после короткого молчания сказал Флиссак. – Лучше уродоваться самим, чем увеличивать степень риска. Мы с вами профессионалы, обязаны вывернуться из кожи и сделать невозможное… надеюсь, вы понимаете, что уже не можете спрыгнуть с поезда?
– Прекрасно понимаю. Я прекрасно помню, сколько мне обещано.
– Я вас ни в чем не упрекаю, – сказал Флиссак. – Пока. Я не из тех чинуш-теоретиков, что сидят в роскошных кабинетах и требуют немедленных результатов… Но мы вплотную подошли к точке, где я обязан проявить, простите, предельную жесткость и потребовать от вас чуда. За такие деньги вы, да и я тоже, мы оба просто обязаны совершить чудо.
– Без уголовщины…
– Естественно, – сказал Флиссак. – Уголовщина мне нужна еще меньше, чем вам. И не только потому, что у меня нет дипломатического иммунитета. На карте моя репутация. Если я провалю дело, я кончен. Если меня поймают на уголовщине, я кончен дважды – это будет мгновенно использовано… И не столько против меня, сколько против… Ну, понимаете. Нужно спешить. Мы знаем, что происходит, знаем механизм и методику, но доказательства нам от пешек не получить. Нужны фигуры. А к ним мы не приблизились ни на шаг, мы даже гипотезы не можем строить. Нужно совершенно точно выяснить, кто за всем этим стоит. Телемальчик – не фигура. Обыкновенная шестерка. Великолепно, что вы его вычислили, но нужно идти дальше, и гигантскими шагами.