Танец блаженных теней (сборник)
Шрифт:
– Не провалишь, – сказала я. – У тебя слишком хорошо с математикой. А кем ты будешь, когда вырастешь?
Вопрос, кажется, ее озадачил.
– Буду помогать маме, – ответила она, – и работать в лавке.
– А я буду стюардессой, – сказала я, – только никому ни слова! Об этом почти никто не знает.
– Я никому не скажу, – пообещала Майра, – а ты читаешь комиксы про Стива Кэньона?
– Ага. – Как-то дико было представить, что Майра тоже читает комиксы, да и вообще делает что-то, не соответствующее роли, отведенной ей в классе. – А про Рипа Кирби
– А про сиротку Энни?
– А про Бетси и мальчишек?
– Ты совсем не ешь попкорн, – сказала я. – Возьми еще, зачерпни побольше.
Майра заглянула в коробку.
– Там сюрприз.
Она вытащила сюрприз из коробки. Это была брошка, крошечная оловянная бабочка, выкрашенная золотой краской и отделанная цветными стеклышками, как настоящая драгоценность. Майра держала ее на бронзовой ладони и несмело улыбалась. Я спросила:
– Нравится?
– Мне нравятся эти синие камешки. Синие камни называются сапфирами.
– Я знаю. Это мой камень по гороскопу. А у тебя какой?
– Не знаю.
– А когда твой день рождения?
– В июле.
– Тогда твой камень – рубин.
– Сапфир мне нравится больше, – сказала Майра. – Мне нравится твой камень. – Она протянула мне брошку.
– Оставь себе, – сказала я. – Было ничье – стало твое.
Майра протягивала мне брошку, словно не понимала, что я имею в виду.
– Было ничье – стало твое, – повторила я.
– Но это же твой попкорн, – сказала она испуганно и серьезно, – ты его купила.
– Ну а ты нашла приз.
– Нет… – сказала Майра.
– Да ну! – сказала я. – Перестань, я тебе ее дарю. – Я взяла у Майры брошку и снова сунула ей в руку.
Это было неожиданностью для нас обеих. Мы посмотрели друг на друга – и я покраснела, а Майра нет. Когда наши руки соприкоснулись, я почувствовала, что дала некий зарок, и запаниковала. «Ну, ничего страшного, – подумала я, – могу еще как-нибудь выйти пораньше и снова вместе с ней дойти до школы. Могу поболтать с ней на перемене. Почему бы и нет? Почему бы и нет?»
Майра положила брошку в карман и сказала:
– Она подойдет к моему выходному платью. Оно как раз голубое.
Я знала, что это за платье. Майра надевала эти свои выходные платья в школу. Даже в разгар зимы среди шерстяных сарафанов и красных юбок в клетку она сиротливо «блистала» в наряде из лазоревой тафты и линялого бирюзового крепа, перешитом из взрослого платья. Громоздкий бант оттягивал мысообразный вырез и бессильно свисал с Майриной тощей грудки.
Хорошо, что она сразу не приколола бабочку. Потому что, если бы ее спросили, откуда эта брошка, а она бы ответила, что бы я сказала на это?
То ли на следующий день, то ли неделю спустя Майра не пришла в школу. Ее часто оставляли дома, чтобы она помогла матери. Но на этот раз она в школу не вернулась. Неделю и две ее место за партой оставалось пустым. А потом пришло время нашему классу переезжать в другой кабинет, и мы собрали учебники Майры и сложили на полку в шкафу.
– Когда она вернется, мы
Джимми Сайла тоже престал ходить в школу, потому что некому было водить его в туалет.
На четвертую или на пятую неделю Майриного отсутствия Глэдис Хили пришла в школу и сказала:
– А знаете, что? Майра Сайла лежит в больнице.
Это была правда. Тетя Глэдис работала медсестрой. Глэдис посреди урока правописания подняла руку и сказала мисс Дарлинг:
– Я думала, что вы, наверное, захотите это узнать.
– Да, конечно, – сказала мисс Дарлинг, – я уже все знаю.
– А что у нее? – спросили мы у Глэдис.
– Немия или что-то такое. Ей делали переливание крови, – сообщила она мисс Дарлинг, – моя тетя – медсестра.
И вот мисс Дарлинг велела нам написать Майре письмо от всего класса: «Дорогая Майра, это письмо от всех нас. Мы надеемся, что ты скоро поправишься и вернешься в школу. До скорой встречи, твои одноклассники…» И еще мисс Дарлинг сказала:
– Знаете, что я подумала? Мы могли бы двадцатого марта сходить в больницу – проведать Майру и устроить ей день рождения.
Я сказала:
– У нее день рождения в июле.
– Я знаю, – сказала мисс Дарлинг. – Двадцатого июля. Но в этом году он наступит двадцатого марта, потому что она больна.
– Но почему? Ведь ее день рождения в июле!
– Потому что она больна, – повторила мисс Дарлинг предостерегающе резко. – Больничная повариха испечет торт, а вы можете приготовить для нее маленькие подарки – центов по двадцать пять. Это будет между двумя и четырьмя часами – время посещений. И пойдут не все, нас слишком много. Итак, кто хочет пойти, а кто останется и займется внеклассным чтением?
Мы все подняли руки. Мисс Дарлинг достала наши тетради по правописанию и отсчитала первые пятнадцать – получилось двенадцать девочек и три мальчика. Потом мальчики отказались идти, и она отобрала еще трех девочек. Я не знаю, когда точно это произошло, но думаю, что именно в эту минуту праздник по случаю дня рождения Майры стал престижным мероприятием.
То ли оттого, что тетя Глэдис работала медсестрой, то ли оттого, что лежать в больнице – это очень солидно, а может, просто оттого, что Майра оказалась совершенно, потрясающе свободна от всех правил и условий нашей жизни. Мы стали говорить о ней, как будто она принадлежала нам и ее праздник стал нашей общей целью. С чисто женской основательностью мы обсудили его на большой перемене и решили, что по двадцать пять центов – это слишком мало.
И вот мы принесли свои подарки в больницу. День выдался солнечный, снег таял. Вслед за медсестрой мы гуськом поднялись по лестнице и прошли коридором вдоль приоткрытых дверей, из-за которых слышались приглушенные разговоры. Медсестра и мисс Дарлинг все время предостерегающе шикали, но мы и сами шли на цыпочках, безупречно соблюдая больничный этикет.