Танец Черных мантий
Шрифт:
— Е-сс-ли не будет очень стараться умилостивить мой гг-нев, — закончил Вагнер.
— Вот именно, — сказал я. — А сейчас позволь мне вернуться к себе и закончить то, на чём ты меня прервал? И поверь мне, в самый неподходящий момент.
Он покивал головой и поднял девку за волосы. Та застонала, но сразу же обняла его за талию, и они пошли по коридору в направлении комнаты Тадеуша. Выглядели как корабль, лавирующий меж рифами. Девушка поддерживала пьяного Вагнера, однако обернулась на мгновение ко мне, и я увидел, что её губы беззвучно складываются в слово. В Академии Инквизиции нас учили читать по губам, поэтому я понял, что она хотела сказать. И я был доволен, поскольку люблю людей, умеющих
Поймите правильно, дети мои, Мордимер Маддердин не был, не будет и не является человеком, который переживал бы из-за смерти какой-то там блудницы. Если бы Вагнер на следующий день сказал мне: «Ты знаешь, Мордимер, я должен был убить эту шлюху, потому что она меня обокрала», я, быть может, осуждал бы всего лишь его горячность, но не само решение. Сейчас же я оказался в крайне неудобном положении. Не выношу бесполезного причинения боли и бессмысленного расточения смерти. В конце концов, наш Господь сказал: «Так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» [10] . Не думаю, что спасение жизни глупой девки (нужно быть глупой, чтобы попытаться обобрать инквизитора, даже если он пьян) зачлось бы на Божьем Суде, где все грехи будут взвешены и сосчитаны. Но я подумал, что плохое бы мнение создалось о так превозносимых в Кобрице инквизиторах, если бы один из них оставил после себя подарочек в виде трупа зарезанной девушки. Мы были героями этого городка, дети мои, а герои не убивают девок в пьяном угаре. И поверьте мне, только это — защита доброго имени Святой Службы, заботило меня в данной ситуации.
10
[10] От Матфея, 25:40.
Утренний скандал, впрочем, нашёл своё завершение пополудни, когда Тадеуш Вагнер проскользнул в мою комнату, где я уже в одиночестве отдыхал после попойки и постельной борьбы.
— Не украла его, — пробормотал он.
— Что?
— Упал мне под кровать, мать, даже не знаю когда, — сказал он. — Кошель, значит. Наверное, когда я раздевался или что… Утром нашел… Знаешь, Мордимер, если бы не ты, я бы убил невинную девушку!
— Мой дорогой, — сказал я, удивленный его угрызениями совести, — я остановил тебя только потому, что считал: две девушки займутся тобой лучше, чем одна. Если бы какая-то шлюха покусилась на мои деньги, сам бы её прирезал. Подумай только, дружище, кого может интересовать жизнь девки? Ты явил великое благоразумие и милосердие, простив ей вину.
— Так думаешь? — он посмотрел на меня.
— Конечно, я так думаю, Тадеуш. У молодого инквизитора должен быть пример для подражания. И я радуюсь, что смог встретить именно тебя…
На какой-то момент я подумал, не переборщил ли. Вагнер, однако, проглотил комплимент как молодой баклан рыбку.
— Льстишь мне, Мордимер, — сказал он, и на его лице появилась искренняя улыбка.
— Я слишком прямолинеен, чтобы льстить, — вздохнул я. — Временами думаю, что хотел бы когда-нибудь научиться тому, о чём говорит поэт: «Любезности возносят взаимно и фальшиво, сказать где можно прямо, вывернут непросто…» [11] .
11
[11] Строки из стихотворения Чеслава Милоша «Z chіopa krуl»; перевод — наш.
— Гейнц Риттер? — он прервал меня.
— Знаешь его поэзию?
— Конечно, — ответил Вагнер. — «Паршивцы, тараторят, млеют мотыльками», — продолжил он.
— «На них смотрю, вид сделав, что смежил веки в крепкой дрёме. Так днями я в пьесе играю», — закончил я.
С минуту я боялся, а не зашёл ли слишком далеко с иронией. Но нет. Тадеуш Вагнер искренне рассмеялся.
— Я пил однажды с Риттером. Свой мужик, скажу я тебе. Я три дня не просыхал. Он покинул меня лишь тогда, когда я спустил все деньги. — Судя по тону моего приятеля, он решительно не злился на Риттера за то, что их дружба угасла вместе с исчезновением последнего дуката. Это означало, что драматург оказался действительно весёлым собутыльником.
Генрих Поммел внимательно выслушал доклад, а затем велел нам взяться за составление письменного отчёта, который следовало отослать в канцелярию Его Преосвященства епископа Хез-хезрона. Наверное, затем, чтобы в епископских конторах мышам было что есть; не думаю, чтобы кто-нибудь имел время и желание заниматься заурядными рапортами местных отделов Инквизиции. Наш начальник, однако, больше всего обрадовался кругленькой сумме, которую мы получили от честных и благодарных горожан. Он высыпал монеты на стол и сразу отсчитал одну четверть. Пихнул деньги в нашу сторону.
— Веселитесь, парни.
Конечно, он не намеревался объяснять нам, что сделает с остальными тремя частями вознаграждения, и мы искренне бы удивились, если бы так поступил. Но, как я уже упоминал ранее, на Поммела нельзя было обижаться. В резиденции Инквизиции у нас всегда была отличная еда, вдоволь вина, вовремя выплачиваемые жалование и пайковые, а когда кто-то из инквизиторов вляпался в финансовые неурядицы, Поммел спас его беспроцентной ссудой.
Он был мудрым человеком и знал, что лучше быть требовательным, но заботливым отцом для подчиненных, чем тешиться ролью мелочного, прижимистого скряги, поступки которого поначалу вызывают неприязнь, а затем приводят к заговору. И мы совсем не злились на него за то, что его многолетняя любовница как раз заканчивала строить прекрасный загородный дом, а сам Поммел через подставных лиц сдавал в аренду несколько небольших поместий.
Мы были молоды и учились у него, зная, что когда сами станем начальниками какого-нибудь из местных отделов Инквизиции, будем стараться поступать подобным благоразумным образом.
Вагнер сгреб в кошель свою часть гонорара и встал со стула, но я не двинулся.
— Могу ли я попросить о небольшом разговоре?
— Конечно, Мордимер, — ответил Генрих.
Тадеуш нехотя вышел из комнаты. Я был уверен, что его снедает любопытство, о чем же я намерен говорить со старшим Инквизитором.
— Чем могу тебе помочь? — Поммел перевёл на меня взгляд, когда за Вагнером закрылись двери.
С Поммелом играть не приходилось, поэтому я честно ему выложил всё, что узнал от торговца Клингбайла.
— Сколько предложил?
— Двести задатка и полторы тысячи, если дело выгорит, — честно ответил я.
Старший Инквизитор присвистнул.
— Чего ждёшь от меня, Мордимер?
— Выписанной охранной грамоты с приказом на допрос Захария Клингбайла.
— Цель?
— Проверка доносов, гласящих, что он стал жертвой колдовства. Ведь два года назад в этом призналась Ханя Шнитур, не правда ли?
Ханя Шнитур была хитрой и зело вредной колдуньей. Мы сожгли её в прошлом году после продолжительных разбирательств, которые, всё-таки, принесли богатые плоды. В связи с чем, умиротворяющее сияние костров раздвинуло на миг мрачную тьму, оточившую Равенсбург.
— Подтверждают ли это протоколы допросов?
— Подтвердят, — заверил я. Я сам составлял протокол (писца вывернуло в ходе пыток, и кто-то должен был его заменить), так что дописать ещё одну фамилию не составило бы мне труда.