Танец для двоих
Шрифт:
ГЛАВА ПЕРВАЯ
На улице было так холодно, что Катя не выдержала.
— Какого черта мы вышли сегодня из дома? — пробормотала она.
— Там все равно холодно, — философски отозвалась Наденька. — Сама знаешь… Говорят, что нечего на нас тепло тратить.
Катя только вздохнула в ответ — все верно, и исправить ничего нельзя… Вот она, зима, неслышно подкралась, и, как и в прошлую зиму, придется страдать от холода. Катя поежилась от налетевшего холодного ветра и с тоской вспомнила
— Все-таки дома теплее, чем на улице, — не унималась Катя.
— Зато на улице можно быть в пальто! — отрезала ее дочь.
— При желании и дома можно походить в пальто…
— Спасибо, чего-то не хочется…
Некоторое время они шли молча. Настроение у Кати было хуже некуда, поэтому хотя бы это ее успокоило. Раз уж некуда, так хуже не станет…
Идея отправиться сегодня на концерт принадлежала ей. Вот так — наобум. С бухты-барахты. Она даже не знала, кто играет. На чем играет. Кого играет. Или вообще — поет…
Ей просто захотелось прикоснуться к прекрасному. Она так устала от окружающего уродства жизни, от вечного холода, проникающего в душу, что поняла — или сегодня она хотя бы на два часа убежит отсюда в мир гармонии и чужих иллюзий, или…
— Автобус! — закричала Надя. — Быстрее!
Катя хотела было возмутиться, как всегда, ее манерой поведения — нельзя же так «выплескиваться», тем более на Надькин крик немедленно обернулись — кто-то смотрел вопросительно, кто-то с явным неодобрением.
Особенно взгляд полнотелой дамы — Катя даже внутренне съежилась, встретившись с ее взглядом. Иногда она не могла понять, как в одном человеке умещается столько злобы. Конечно, часть этой злобы надо выплеснуть, чтобы не отравиться. Ей даже почудилось, что бедная Надька сейчас растворится в ней, как в серной кислоте. Все слова застыли, стали ненужными — более того, вздумай теперь Катя отругать дочку, она стала бы предательницей по отношению к ней. Как бы перешла на сторону этой толстухи.
С трудом удерживаясь от желания показать ей язык, она молча прошла мимо и влезла в автобус, чуть не поскользнувшись на ступеньке. На одну секунду ей показалось, что падение неминуемо, и даже пронеслась мысль в голове: глупо-то как, вот и жизнь была глупая, и смерть получится совершенно нелепая, — но упасть ей не удалось. Чья-то рука обхватила ее за плечи, а другая — твердо держала за руку.
— Спасибо, — пробормотала Катя, стараясь не глядеть в глаза тому, кто спас ее от неминуемого падения.
Он все еще держал ее, словно обороняя от напирающей снизу толпы.
— Очень много народу, — услышала она над ухом низкий приятный голос.
— Да уж, — кивнула она растерянно, проклиная свою способность быстро краснеть, — в такой-то холод…
Он наконец отпустил ее, и она начала продвигаться к Наде.
— Ну, ма, — пробормотала дочь, тараща глаза, — ты даешь… Как в женских романах. Она упала на руки прекрасному графу, и ее ланиты побелели… «Что с вами?» —
— Это ты кричишь, — вернулась к своим воспитательским обязанностям Катя, — а графы разговаривают.
— Если на руки падает дама в кринолинах, кричат, — проговорила Надя. — И я-то на руки к молодым красавчикам не падаю… Кстати, он на нас смотрит. Так как я подхожу ему по возрасту больше, чем ты, станем думать, что смотрит он на меня…
Катя не удержалась и обернулась.
«Граф» и в самом деле смотрел на них. Странно, пристально, слегка прищурившись. Между ними были человеческие головы — целое море, как ей показалось. И еще океан лет. Усталости. Привычки терять.
За всю свою жизнь Катя эту науку прекрасно усвоила. Иногда, закрывая глаза вечером, она начинала думать, что вся ее прежняя жизнь — череда потерь, и ничего больше. Одно приобретение — Надя, но, привыкнув к своим вечным утратам, она и ее боялась потерять. «И ведь скоро потеряю, — грустно подумала она, глядя на свою быстро взрослеющую дочь. — Скоро она вырастет. Выйдет замуж. И — все…»
Чтобы уйти от этих мыслей, Катя принялась рассматривать пассажиров, и, конечно же, взгляд ее наткнулся немедленно на этого «графа». «Как будто взгляд его искал подсознательно, — усмехнулась она про себя. — Нет, ты никогда не исправишься! Все-то тебе хочется „неземного“!»
Он был и в самом деле симпатичным, этот «граф». Светлые волнистые волосы, перехваченные на затылке. Зеленоватые глаза с длинными ресницами. Легкая полуулыбка, не лишающая лицо серьезного выражения.
На минуту ей почудилось, что его губы шевелятся — как будто он ей что-то говорит, но она не может расслышать. Не может понять… «Снова фантазии, — невольно улыбнулась она. — Ты никогда не вырвешься из плена своих мечтаний. И в тлен сойдешь, мечтая…»
Она никогда не могла понять, что это. Дар Божий или ее самый большой грех? Или самозащита? Иначе как бы она могла перенести все, что происходило с ней?
— Ма, места освободились!
Ехать оставалось всего три остановки. Много народу сошло, и теперь она могла видеть его. «А он-то как сейчас видит, — усмехнулась про себя, — и пальто твое старое, и эту дурацкую шапку… и морщины вокруг глаз…»
Он стоял, облокотившись на верхнюю перекладину обеими руками, и смотрел в окно. За окном было темно, и на секунду Катя испытала легкое разочарование, даже обиду. Как будто он теперь должен был любоваться ею всю дорогу. А вместо этого увлекся чем-то банальным.
— Хитрый «граф», — сказала тихонько Надя. — Ох, хитрый же парень!
Катя удивленно обернулась к ней. Надина мордашка выражала полное довольство.
— Надя, — сказала она строгим голосом, потому что дочь ее в данный момент развлекалась тем, что корчила рожи неизвестно кому. Так, в пространство…
Подняв глаза, она вдруг увидела, что парень смеется и тоже показывает язык. Туда, за окно…
— На-дя, — снова проговорила она. — Прекрати… А то я подумаю, что у тебя проблемы с рассудком…