Танец мотылька
Шрифт:
Марк сидит напротив и спокойно ест. Между нами расстояние в стол. Я схожу с ума. Сошла с ума. Бессмыслица.
– Почему ты не ешь? – спрашивает он, словно две секунды назад не смотрел мне в глаза и не держал за руки.
Я поднимаюсь и негнущимися ногами бреду в комнату.
– Вика, все нормально? – кричит «муж» вслед.
Молчу. Мне жутко страшно. От виртуального падения все еще кружится голова и немного мутит.
Сажусь на кровать и смотрю в одну точку. Может все, что происходит – это в моей голове? Может это мое сознание играется? Может я действительно лишилась рассудка?
– Медная, все нормально? – Марк присаживается рядом. – Ты очень бледная. Тебе поесть нужно.
Молчу. Всматриваюсь ему в глаза: голубые, глубокие, никаких звездочек или снежинок.
– Крылова, люблю тебя. Просто знай это, – он говорит шепотом, затем прижимает к себе, а мне жутко плохо. Я, кажется, давно потеряла себя, уже ничего не чувствую – будто провалилась в вечный сон.
Глава 10. Возрождение
Мы сидим, обнявшись, долго. Не считаем времени и каждый думает о своем. Мое занемевшее тело не желает шевелиться. Марк гладит волосы, а я мечтаю, чтобы этот сон закончился…
Хотя, когда чувствую теплые ладони на голове, порхание горячих пальцев по шее, плечам, спине, я не могу точно сказать, чего хочу. Это слишком приятно, и сейчас я тянусь к ласке. Как странно осознавать, что этот мужчина мне нравится.
– Знаешь, если бы ты не выжила, я бы не боролся – убил бы себя морально, – шепчет «муж» на ухо.
Ощущение иллюзорности не покидает, но именно сейчас так хочется ненадолго оттянуть пробуждение.
Я мотаю головой, чтобы перебить странное жжение в груди. Меня манит к Марку, и от этого вожделения сводит судорогой пальцы и щиплет глаза.
А если он действительно мой муж? Ведь не может меня тянуть к первому встречному, которого знаю около недели, да и еще боюсь? Не может. Одна часть души льнет к фантому настоящего, другая – уперто возвращается к тому, что было «до».
Но он и правда мой муж – я в одну неделю теряю семью и приобретаю довольно странные отношения и штамп в паспорте, который для меня ничего не значит. Получаю за горе – жуткий утешительный приз.
Марк водит пальцами по коже головы, а меня бросает в мелкую дрожь.
Я должна этому сопротивляться. Должна.
Но не могу. Смотрю в его бездонные глаза и примиряюсь со своей участью. Возможно я много не знаю и не понимаю, может ошибаюсь, но сейчас мне нужно это тепло. Подаюсь вперед: ныряю в его объятья и прикладываю ухо к груди. Сердце мужчины стучит гулко и ритмично. Будто я слышала его уже: такое родное и настоящее.
Пускаю в себя его запах: немного сладкий с ноткой древесины и сандаловых палочек. Он напоминает мне о чем-то глубоком, неведомом, но я не могу вспомнить о чем. Память вертится перед глазами, но я все никак не могу поймать ее за хвост.
Теплый воздух касается волос, затем опускается к виску. Слышу, как глубоко дышит Марк. Пальцы скользят по коже, и я машинально глажу его крепкие руки с выраженным рисунком вен.
Мужчина вдруг отстраняется и обнимает мое лицо крупными ладонями.
– Мы все преодолеем. Главное, что выжили.
Киваю, а сама борюсь со рваным дыханием и невозможностью оторвать от него взгляд. Может какие-то чувства невозможно забыть, если они сильные?
Неужели я смирилась? Неужели забыла родителей и брата? Нет.
Но я позволила на какое-то время отодвинуть память о них глубоко – на задворки. Туда, где эти мысли не будут причинять боль. Хотя бы сейчас.
Тянусь к Марку и бегло целую в губы. Он что-то шепчет – не могу разобрать что, затем, отстранившись, трется шершавой щекой и бродит горячими губами по лицу. Чувствую себя предательницей. Словно поддалась сиюминутному порыву, за которое потом буду расплачиваться. Но я уже не могу остановиться. Требую больше: еще и еще. Сама соглашаюсь на эту игру.
– Ты чувствуешь это, правда? – шепчет он в губы.
– И это сводит меня с ума. Не помню тебя, но тянет магнитом.
– Не сопротивляйся. Позволь мне любить тебя.
Целует пылко, грубо, врываясь внутрь ураганом. Ласкает языком, выхватывая, съедая последние капли моего страха, заставляя выгибаться к нему навстречу и прижиматься всем телом.
И я не могу уже вырваться из вереницы ощущений. Кажется, что есть только мы, и все вокруг замирает – ждет, пока мотыльки пляшут последний танец у огня. И меня невыносимо влечет это пламя: до боли и крика. До игл под коленками и пламени в животе.
Когда дыхание совсем зачастило, Марк внезапно отстраняется и прижимает меня к себе. Будто нуждается в передышке. Я глажу его грудь и плечи. Мне уже все равно, что будет дальше и что было раньше. Глупо так.
Только одно ржавым гвоздем бередит душу: танцевать хочется до зубной боли, до колик, до онемения пальцев. Это зависимость, самая настоящая зависимость!
Меня ломает, и эмоции взрываются фонтаном.
Плачу, утыкаясь в прохладную футболку Марка пахнущую маслом нероли.
– Вика, не надо… – хрипло говорит он, продолжая невесомо бродить пальцами по спине и прокладывать дорожки по позвоночнику.
– Принять тебя, значит – смириться с тем, что я больше никогда их не увижу: маму, папу, Артема. Никогда.
– Это тяжело, но ты должна. Ты сильная.
– Но это больно.
– Знаю. Я с тобой. Всегда рядом. Просто помни.
– Я не выдержу без них, – гляжу в его бездонные глаза и тону в океане собственной боли. – А еще без танцев – это единственное утешение в моей жизни и теперь я не знаю, как выкарабкаться. Я ведь – наркоман музыки и ритма. Ненавижу себя за это, но это единственное, что спасает меня, когда совсем гадостно на душе.