Танец мотылька
Шрифт:
Слышу биение наших сердец и запах Марка. Он гладит руки, переплетает наши пальцы, отчего не выходит усмирить дыхание. Снова появляется жгучее желание выбраться на балкон.
– Мне нужно подышать.
– Там жарко. Если захочешь, вечером пройдемся по парку.
– И что мне дома делать весь день? Я не выдержу в четырех стенах. Отвези меня к маме.
Он сжимает мне ладонь до боли, затем шумно выдыхает.
– Вика, только ты не волнуйся.
– О чем ты? – а сердце уже пропустило удар.
Марк не отпускает
– Вика, родители погибли еще два года назад.
Сказать, что меня прошибло током – ничего не сказать. Я превращаюсь в ток. Вцепляюсь огрызками ногтей в его руку и скриплю зубами.
– Нехорошая шутка… – процеживаю и резко встаю. Хватаю футболку и надеваю ее трясущимися руками.
– Медди, это сложно, я понимаю, но…
– Не называй меня так! – кричу. Истерично, не сдержанно, до хрипа в голосе. – Ты врешь! Я это чувствую, это не может быть правдой.
– С чего ты решила, что я обманываю? – спокойно холодно отвечает Марк и отклоняется на спинку дивана.
– Просто вот здесь скребет, когда смотрю на тебя, – показываю на грудь и направляюсь из комнаты. На пороге оборачиваюсь, и бросаю ему: – Только я не понимаю зачем тебе все это.
– Что это? Золотая, ты несешь чушь!
– Чушь – это то, что сейчас со мной происходит. Я всю жизнь посвятила танцам, у меня хорошие добрые родители, внимательный брат, и живу я одна!
– Нет, со мной. Или штамп в паспорте и кольца уже не доказательство?
– Почему тогда у нас фамилии разные?
Марк встает и подходит ближе. На бледных щеках играет румянец.
– Потому что ты так захотела, – мягко отвечает он.
– Это нелепо. У меня нет такой придури. Я бы взяла фамилию мужа, если бы вышла…
– Хорошо, как только ты поправишься, сменим фамилию, – мужчина останавливается рядом и тянется ко мне.
– Прошу… – пячусь.
– Вика, ты делаешь мне больно. Я ведь тоже только кости собрал. Это жестоко.
– Я не могу.
– Что не можешь? Жить не можешь, радоваться, что жива осталась, любить не можешь? Что из этого?
Он напряжен и зол.
Марк внезапно оттесняет меня к стене, после чего упирается ладонью где-то над моей головой.
– Не знаю, – лепечу я.
Когда вижу этот гневный взгляд, пронизывающий сердце холодной синевой, понимаю, что я, настоящая бабочка в банке… Если Марк взбесится, он может со мной сделать что угодно. Нервно сглатываю. Я ведь его не знаю. Не знаю какой он и на что способен.
– Я не против идти тебе навстречу, но полного игнора не буду терпеть. И хватит молоть ерунду.
– Это я мелю?! – взрываюсь. – Это ты сказал, что родители мои умерли!
– Но это правда! – кричит он и хлопает по стене.
От шока не могу
– Н-нет… – шепчу я.
Его лицо смягчается, но уже поздно. Я напугана и сломлена.
– Медди, прости. Я не должен это так говорить. Прости, прости… – пытается меня обнять, но я впиваюсь ногтями в его грудь.
– Прошу, отойди.
– Противен? – он горько ухмыляется и хватает меня за подбородок. У него бешено ходят желваки. Гнев, как молния, вспыхивает в его глазах.
– Ма-арк, отпусти-и, – умоляю едва слышным голосом. Я до ужаса его боюсь.
– Значит, противен, – обреченно выдыхает. – Вика, я не железный, – заключает он и отпускает меня. Кажется, что я сейчас упаду: держит только стена.
Вольный отходит в сторону. Смотрит горьким воспаленным взглядом. Затем ныряет в коридор и через миг слышу, как хлопает входная дверь.
Стекаю по стенке. Мне не больно, я просто не понимаю, что происходит. Полное онемение. Кажется, что крышка банки захлопнулась, и я осталась в гнетущей тишине… и только крылья бьются в стекло… обламываются, крошатся бессмысленно, потому что мотылек не может жить взаперти… А выхода нет.
Глава 8. На грани возможностей
Я долгое время сижу на полу и смотрю в одну точку. Не получается плакать. Глаза дерет, но слез нет, словно они высохли. В груди такой пожар, что трудно дышать. Встаю и, как пьяная, бреду к балкону.
Не воспринимаю всерьез слова Марка, потому что эта «новая» жизнь отличается от того, что я помню. Одного не могу понять: зачем ему это? Кто решил со мной так злостно пошутить? За что?
Осматриваю двор. Соседей не видно, несколько прохожих под тенью деревьев направляются в сторону магазинов и остановок.
И я решаюсь. Сделаю это сейчас!
Бегу в комнату, быстро переодеваюсь и перевязываю волосы. Нужно успеть, пока Марк не вернулся.
Ищу суматошно ключи. На крючке, где я обычно вешаю, их нет. Роюсь в старом рюкзаке: у меня где-то были запасные, но там тоже пусто. И тут цепляюсь взглядом за сумку «мужа»: черная, прямоугольная с накладными карманами.
У Марка точно должны быть ключи, ведь он открывал квартиру.
Сумка практически пустая: несколько листов бумаги, коробочка с ручкой и пластиковая папка. Ключей нет.
Открываю папку, и, среди выписок из больницы, и еще каких-то рецептов, нахожу наши паспорта, а еще ту самую фотку с незнакомым человеком. Она, словно нарочно – вечно попадается на глаза.
Гляжу на карточку и борюсь с нахлынувшим дежавю. Меня качает, я отхожу к опоре и облокачиваюсь на комод. Мутит и, кажется, голова сейчас разломается на части от невозможности вспомнить. Кто этот человек на фото? Кто он? Ковыряю память, да так, что в виски стреляет резкая боль.