Танец мотылька
Шрифт:
Слышу шорох, крик над правым ухом, скрежет металла, скрип тормозов. Хлесткий удар под ребро, и меня вырубает.
Затем свет внезапно вспыхивает и тут же гаснет – кто-то балуется выключателем, клацает туда-сюда, нестерпимо мучая мои глаза.
– Не надо! – умоляю.
– Поспи…
Прихожу в себя от острого запаха медикаментов. Кажется, я отключилась на пару секунд. Девушка все еще готовит капельницу.
– Доброе утро, дорогая, – медсестра прокалывает кожу.
Но я не чувствую боли, ничего не чувствую. Только вижу.
Комната освещена иначе: солнечные лучи ложатся на пол под другим углом.
Утро? Уже утро?
Когда девушка склоняется надо мной, я понимаю, что это не та, черноволосая, а другая медсестра. Конопатый нос и серые глазища, а еще – светлые кудри выглядывают из-под колпака.
– Это витамины, – бормочет новенькая.
Я молчу. Мне все равно, что это. Просто хочется спать без снов и просыпаться без воспоминаний.
Брожу вялым взглядом по каморке.
Немного прибрали: повесили более чистые шторки, хлам в углу заменили на стулья и накрененный комод. Задерживаю взгляд на тумбочке: фрукты, вода в стакане и маленькая карточка.
Тянусь и хватаю не сгибающимися пальцами. Вижу лицо пожилого мужчины с глазами цвета пожухлой травы. Я точно его где-то видела. Воспоминание крутится в голове, но никак не раскрывается, будто подвисший браузер, когда отключили интернет.
– Тебе тут принесли поесть из столовой, – девушка показывает кивком на кулек. Цепляет рукой занавеску. Луч солнца разрезает крашеный пол на темно-бордовый и розовый сектора. Напоминает паркет в нашем зале для танцев.
– А вещи мои не вернули? Рюкзак. Телефон. Родным сообщили?
– Следователь обещал зайти после обеда. Вещи, скорее всего, у него, – вторую часть вопроса она, почему-то, опускает.
– Но что там расследовать? Разве это не рядовая авария, в которую попадают тысячи людей в мире каждый день?
Девушка пожимает плечами и бесцеремонно присаживается на кровать. Заглядывает на фото в моей руке.
– Папа?
– Нет. Не знаю.
– Ясно. А то думала родной кто-то. Когда пришла утром, ты это фото к груди прижимала. Ну, я и отложила, чтобы не помялось. Решила, что это для тебя важно.
Вдруг вспоминаю наш разговор со следователем. Тянусь к тумбочке, сцепив зубы от неприятной тянущей боли в груди, вываливаю запасную ночную сорочку, мыло, щетку, полотенце.
– А мой паспорт где?
– Не знаю. Может, Зуев взял? Слышала твой муж тоже был в маршрутке! – восклицает коротышка и хлопает в ладоши. Ее конопатый нос нелепо подергивается.
Мотаю головой. Объяснять, что не замужем нет желания.
– Не волнуйся – он выжил, – заговорщицки шепчет девушка, чуть склоняясь ко мне. – Бенедикт Егорович вчера десять часов на операции был. Говорят, что с того света твоего благоверного вытащил.
Задерживаю дыхание. Начинаю дышать, когда девушка смущенно закусывает губы и мямлит:
– Прости, я жуткая болтуха.
От нее пахнет сладкими духами и шоколадными конфетами. Я рассматриваю ее пухлые пальцы в веснушках, которые бередят покрывало.
Муж? Какой еще муж? Хочу возмутиться, но есть ли смысл отрицать? Это нелепая путаница. Перед глазами встает тот самый штамп с размытыми краями и от руки написанным именем.
Марк. Вольный.
– Дыши, – медсестра хлопает меня по плечу, и я набираю, наконец, побольше воздуха. – Будешь нервничать – мне придется успокоительное вколоть, а от него ты будешь, как сонная муха, – она мило улыбается. Замечаю тонкий шрам возле губы и ущербленные зубы.
Вдох-выдох.
– Вот так. Кстати, сегодня с тобой психотерапевт будет говорить. Вера Васильевна – классный специалист, она поможет справиться со стрессом.
А мне уже страшно, что снова в моей голове будут копаться. Я просто хочу домой!
– А когда меня отпустят?
– Как только станет лучше, – снова улыбка, показывающая щербинки. – Ладно пойду. Я там, – девушка показывает направление.
– В коридоре, – добавляю с сарказмом.
– Точно! Сама в туалет уже вставай, утку я убрала. Ты же ходячая, так что – сделай над собой усилие и пройдись немного, а то пролежни заработаешь на свои красивые ножки. Ужин в восемнадцать принесут в палату.
Смущаюсь и киваю.
– Вот и чудно. Я – Марина, – бросает она и уходит. Еще долго слышу ее сладкий шлейф.
Что дальше?
Произошла какая-то ошибка. Меня либо путают с другим человеком, либо кто-то жестоко решил пошутить.
Откидываю одеяло, встаю, справляюсь с головокружением. Роюсь внутри тумбочки: нахожу трикотажные спортивки и футболку. Быстро переодеваюсь. Пару раз останавливаюсь и вцепляюсь пальцами в край кровати, чтобы приглушить тошноту и не упасть. Делаю несколько глотков воды: нормальной воды, не горькой.
Из коридора доносятся голоса.
Я осторожно высовываю голову из палаты.
У соседней двери – люди. Женщина плачет: горько и протяжно. Другие обнимают ее и утешают. Стараюсь не думать о трагедии: мне своего горя хватает.
Почему мама с папой до сих пор не навестили меня? Где же Артем?
Бреду по коридору, держась за стену. Холодная краска местами вздулась буграми и больно колет ладони.
По интуиции нахожу туалет. Как назло, внутри ни одного зеркала. Укладываю пальцами и водой спутанные волосы: сплетаю их в косу на одну сторону. Она быстро расплетется, я знаю, но сейчас патлы жутко мешают. Свернуть бы их в гульку, да потуже, но нужен рюкзак – там булавки.
Хочется зарычать. По всему телу чувство, будто я провалялась полночи в грязи, и запах не лучше. Хочу в душ! Хочу домой. Сейчас зареву от истерики, но слез нет. Сухая горечь застывает в горле. Прополаскиваю водой, но никакого облегчения – стойкий вкус полыни растекается по деснам, катается по языку и льется в желудок.
Меня рвет желтой жижей. Опускаюсь на пол от слабости в ногах, капли воды с кисточки косы стекают на плечи, и меня трусит, как при температуре.
Мама, Артем, где вы? Сейчас так нужна ваша поддержка.