Танец на краю пропасти
Шрифт:
Мой лоб горит.
Я касаюсь его руки, его пальцы мягкие, теплые и не дрожат. Я пододвигаю ее к себе по диванчику, потом накрываю краем скатерти, падающим на колени, и скатерть становится простыней, а диванчик постелью; его пальцы расслабляются, оживают, точно змейки, касаются моего бедра, колышутся, зыбкие и горячие, пробегают по моей внезапно гусиной коже, моей девичьей коже, они скользят выше, и я даю им познакомиться
Шаги последних уходящих клиентов, ножки стульев, скребущие по плитке, приводят нас в себя, приводят в нас; я дышу тяжело, кожа взмокла, мне хочется спрятаться в его объятиях, потеряться в них совсем; я чувствую себя нагой, распятой, непристойной, бесстыжей и красивой.
Мы так и не посмотрели друг на друга в этой погибели, ни на секунду, ни разу.
Я внезапно вздрагиваю от его голоса:
– А Эмманюэли эмоциональны.
– Простите?
– Эмманюэли эмоциональны. Они воспринимают вещи масштабнее, поэтичнее.
Я смотрю на наши две руки на диванчике. С тех пор как мы сидим здесь, они не сдвинулись ни на миллиметр. Это по-прежнему два симпатичных окаменевших многоточия.
И тут пурпур осыпается с моих щек, и я смеюсь, все бесстыдство улетучилось – несколько редких лиц поворачиваются ко мне, любопытные, и очарованные тоже.
– Вы красивы, когда смеетесь.
– Это вы делаете меня красивой.
Он опускает серебряную ложечку в пустую чашку из-под кофе. Тихонько вертит ею, как поворачивают семь раз язык во рту перед признанием.
– Я
– Роман?
– Да.
– Вы уже придумали название?
– «Пивная Андре».
Я счастлива – сама толком не знаю, почему. Мне нравится, что он хочет рассказать о нас. Поймать этот момент, когда отрываешься от самого себя.
Когда падение в конечном счете оказывается взлетом.
Мне вдруг приходит пустая, смешная мысль, что буквы слова «Андре» есть в его имени.
Александр продолжает:
– Это история женатого мужчины.
– И он встречает женщину в пивной.
– Да. Его жизнь рухнет. Я думаю, ему даже хочется, чтобы она рухнула.
– Ее тоже. Я думаю, и ей хочется, чтобы она рухнула. Женщине из вашей книги, я хочу сказать.
– Потому что она замужем и больше не любит своего мужа?
– Нет. Она не из тех, кто больше не любит кого-то, потому что любит другого. Или любит оттого, что устала быть одна. Новая любовь не обязательно против прежней. Она может быть просто за себя. Неудержимое головокружение.
– Вы правы. Я хочу сказать, она. Она права. Ну вот, моя книга – это история женатого мужчины, который встретит замужнюю женщину, и их жизни рухнут.
– Да.
– Да.
– Что станется с женой женатого мужчины?
– А с мужем замужней женщины?
– Он будет потрясен. Ничего не поймет. Разобьет две-три вещицы в доме, но вскоре успокоится. Его горе переменчиво. Потом он выдвинет аргумент – дети. И другие малодушные доводы, чувство вины, пережитые вместе трудности, которые скрепляют чету.
– Она тоже будет потрясена. Она не потребует никаких объяснений, захочет, чтобы все произошло быстро. И это будет для нее огромным горем. Долгим. Бесконечным.
– Может быть, в вашей книге женатый мужчина и замужняя женщина должны будут расстаться, там, в этой пивной, и ничего в конечном счете не случится, и они ничего не сломают.
– Если они не посмотрят друг на друга так близко.
– Если им не захочется быть еще ближе. Коснуться друг друга. Ощутить биение.
– Если им не захочется поцеловаться.
Вся кровь отхлынула, когда я говорю:
– Попробовать плод на вкус. Раздавить его пальцами.
– Захочется пропасть.
Конец ознакомительного фрагмента.