Танец отражений
Шрифт:
Ну, где бы Майлз сейчас ни был, он не стареет. — День рождения для меня — пустой звук. Как можно назвать день, когда тебя вынули из маточного репликатора?
— Когда из репликатора достали меня, родители назвали это моим днем рождения, — ответила она сухо.
Верно. Она же бетанка. — Я даже не знаю, когда именно мой.
— Не знаешь? Это есть в твоих записях.
— Каких таких записях?
— В твоей бхарапутрянской медицинской карте. Ты ее никогда не видел? Я дам тебе копию. Это, гм, захватывающее чтение из разряда ужасов. Твой день рождения был в прошлом месяце, семнадцатого числа.
— Тогда я все равно его пропустил. —
— То, что кто-то празднует факт нашего появления на свет, — это важно, — дружелюбно возразила она. — Люди — это единственное зеркало, в котором мы вынуждены на себя смотреть. Область приложения всего. Вся добродетель, все зло, — они только в людях. Больше во вселенной нет ничего. Одиночное заключение является наказанием в любой из человеческих культур.
— Да… верно, — признал он вспомнив свое недавнее заточение. — Хм.
Следующий костюм, который он вытряхнул на свет, соответствовал его настроению: монотонно черный. Хотя при ближайшем рассмотрении обнаружился почти тот же самый фасон, что и у мундира младшего лорда Дома: скромные вензеля и лампасы черного шелка вместо сверкающего серебра, почти не различимые на черной ткани.
— А это для похорон, — прокомментировала графиня. Голос ее стал внезапно очень ровным, безжизненным.
— А. — Уловив намек, он запрятал мундир на вешалку позади формы младшего фора. Наконец он подобрал себе одеяние, меньше всего отдающее военным душком: мягкие свободные брюки, низкие ботинки без пряжек, металлических набоек на носках и прочих агрессивных украшений, рубашку и жилет в темных — синих, зеленых и красно-бурых — тонах. Выглядело все вместе как готовый костюм, но просто было чрезвычайно удачно подобрано. Это камуфляж? Показывает ли эта одежда, что за человек внутри нее, или маскирует его? — Это что, я? — спросил он графиню, выходя из ванной.
Она издала смешок. — Это слишком серьезный вопрос, чтобы задавать его в отношении одежды. Даже я не могла бы на него ответить.
На четвертый день за завтраком обнаружился Айвен Форпатрил. На нем был повседневный зеленый лейтенантский мундир, превосходно сидящий на его высокой, атлетичной фигуре; с его появлением в Желтой Гостиной сделалось неожиданно тесно. Марк виновато отодвинулся от своего предполагаемого кузена, пока тот чинным поцелуем в щеку приветствовал свою тетю и официальным кивком — дядю. Айвен вытащил из буфета тарелку, и, до опасного предела нагрузив ее яичницей, мясом и сладкими хлебцами и жонглируя кружкой кофе, подцепил ногой стул и скользнул на свое место за столом напротив Марка.
— Привет, Марк. — Айвен наконец-то соизволил его заметить. — Хреново выглядишь. Как это тебя так разнесло? — Он отправил в рот целую вилку жареного мяса и принялся жевать.
— Спасибо, Айвен. — Марк, насколько мог, скрылся за вялым сарказмом. — А ты, я погляжу, не изменился. — Он понадеялся, что прозвучало это как «не изменился к лучшему».
Карие глаза Айвена сверкнули; он хотел было ответить, но был остановлен тетиным холодным упреком «Айвен!»
Марк не думал, что упрек относился к попытке разговаривать с набитым ртом, однако Айвен все же проглотил, прежде чем ответить — не Марку, а графине: — Мои извинения, тетя Корделия. Но из-за него у меня до сих пор проблемы с чуланами и прочими маленькими, темными, наглухо запертыми помещениями.
— Извини, — пробормотал Марк, ссутулившись. Но что-то не давало ему спасовать перед Айвеном,
— Так это была твоя идея.
— Моя. И она сработала. Он пришел прямо куда надо и сунул голову в петлю ради тебя.
Челюсть Айвена отвердела. — Понимаю: он так и не смог избавиться от этой привычки, — парировал он тоном, средним между мурлыканьем и рычанием.
На сей раз настала очередь Марка заткнуться. Однако это оказалось почти утешительным. Айвен, по крайней мере, обходится с ним так, как он того заслуживает. Немного желанного наказания. Он ощущал, что оживает под дождем презрения, словно опаленное жарой растение. Вызов, брошенный ему Айвеном, принес радость. — Зачем ты здесь?
— Поверь, идея была не моя, — ответил Айвен. — Я здесь, чтобы вывезти тебя в город. На прогулку.
Марк глянул на графиню, но та не сводила глаз с мужа. — Уже? — спросила она.
— По требованию, — ответил граф Форкосиган.
— Ага! — отозвалась она, словно это все объясняло. Но для Марка ни стало ни на капельку ясней; он-то ничего не требовал. — Отлично. Может, по дороге Айвен немного покажет ему город.
— Это мысль, — заметил граф. — И, поскольку Айвен офицер, отпадает необходимость в телохранителе.
Зачем, чтобы они могли поговорить откровенно? Жуткая мысль. И кто защитит его от Айвена?
— Внешняя охрана там будет, я надеюсь, — добавила графиня.
— О, да.
Внешнюю охрану никто не был должен видеть, даже охраняемые. Интересно, подумал Марк, что мешает этим людям просто отлучиться с работы на денек, а потом заявить, что они там незримо присутствовали? У Марка было подозрение, что в период между кризисами жульничать так можно достаточно долго.
После завтрака Марк обнаружил, что у лейтенанта лорда Форпатрила есть своя машина, спортивная модель, просто бросающаяся в глаза массой красной эмали. Марк неохотно уселся рядом с Айвеном.
— Итак, — произнес он с сомнением, — ты все еще хочешь меня придушить?
Айвен стремительно вырулил сквозь ворота особняка на полные транспорта улицы Форбарр-Султаны. — В глубине души — да. Но с точки зрения практической — нет. Мне нужны все, кого я могу поставить между собой и должностью дяди Эйрела. Хотел бы я, чтобы у Майлза было с десяток детей. Он бы ими мог уже обзавестись, если бы начал… и вообще, в некотором смысле ты — подарок судьбы. Не будь тебя, меня бы уже сейчас записали в наследники. — Он помедлил, но лишь в разговоре — машина, набрав скорость, пронеслась через перекресток, едва обогнув четыре встречных. — Насколько Майлз на самом деле мертв? Дядя Эйрел говорил очень туманно, когда сообщал мне об этом по комму. Я не уверен, в секретности ли было дело… никогда не видел его таким напряженным.
Движение тут было еще похуже лондонского, и, если такое вообще возможно, еще более неорганизованным. Либо организованным согласно правилу «выживает сильнейший». Марк вцепился в края сиденья и ответил: — Не знаю. Он получил иглогранату в грудь. Почти самое худшее — не считая случая, если бы его разорвало пополам.
Вздрогнули ли губы Айвена от подавленного ужаса? Если и да, то беззаботный вид вернулся к нему почти мгновенно.
— Потребуется первоклассное оборудование для оживления, чтобы снова привести его туловище в порядок, — продолжил Марк. — Что же касается мозга… никогда не знаешь, пока оживление не закончится. — А тогда уже слишком поздно. — Но проблема не в этом. Или пока не в этом.