Танец отражений

Буджолд Лоис Макмастер

Марк прожевал, проглотил, затем замер и поднял глаза. — Правда?

— Пра… — начала графиня категорично, но тут осторожность взяла верх. — Правда что?

— Лорд Марк — свободен? Я хочу сказать, я не совершил никаких преступлений на территории Барраярской Империи, так? Законов против глупости не существует. И я не арестован.

— Нет…

— Я могу отправиться на Единение Джексона сам. Да пошел Иллиан с его драгоценными ресурсами куда подальше! Если… — Вот и загвоздка. Он капельку сник, — … если бы у меня был билет. — Запал кончился. Все богатство Марка, по его подсчетам,

составляли семнадцать имперских марок, скомканные в кармане брюк, — остаток от двадцатипятимарковой банкноты, данной ему графиней на расходы в начале недели.

Графиня резко отодвинула тарелку и откинулась на спинку стула; лицо у нее было опустошенным. — Эта мысль не производит на меня впечатление осмотрительной. Если уж мы заговорили о глупости.

— После всего. что ты сделал, Бхарапутра, наверное, уже подготовил контракт на твое убийство, — подсказала Ботари-Джезек.

— Нет… на убийство адмирала Нейсмита, — возразил Марк. — И я не собираюсь возвращаться к Бхарапутре. — В общем-то, он был согласен с графиней. Место на лбу, которого коснулся Бхарапутра, подводя счет, тайно горело. Он настойчиво воззрился на графиню. — Мэм…

— Ты хочешь рискнуть жизнью и всерьез просишь меня это профинансировать? — спросила она.

— Нет… я хочу спасти жизнь! Я не могу… — он беспомощно повел рукой, подразумевая сразу и особняк Форкосиганов, и ситуацию в целом, — жить так дальше. Здесь я сам не свой, я не могу успокоиться.

— Спокойствие к тебе придет — со временем. Пока просто слишком рано, — убедительно объяснила она. — Пока ты сущий новичок.

— Я должен вернуться. Попытаться исправить то, что натворил. Если смогу.

— А если не сможешь, что тогда? — холодно вопросила Ботари-Джезек. — Рванешь прочь прямо с низкого старта?

Эта женщина что, мысли его читает? Плечи Марка обвисли под грузом ее насмешки. И его собственных сомнений. — Я… — выдохнул он, — не… — Не знаю. Он не сумел договорить эту фразу вслух.

Графиня сплела длинные пальцы. — Я не сомневаюсь в отваге твоего сердца, — произнесла она, спокойно на него глядя.

Черт, она своим доверием способна разбить это сердце куда основательнее, чем Иллиан со всеми его подозрениями. Марк сгорбился на стуле.

— Но… ты мой второй шанс. Моя совсем нежданная надежда. Я никогда не думала, что здесь, на Барраяре, у меня может быть еще один ребенок. Теперь Единение Джексона сожрало Майлза, а ты хочешь отправиться туда вслед за ним? И ты тоже?

— Мэм, — безнадежно проговорил он. — Мама… Я не могу быть твоим утешительным призом.

Она скрестила руки на столе и оперлась подбородком на сложенные колечком пальцы. Глаза у нее были серыми, словно зимнее море.

— Кто-то, но вы должны понимать, — взмолился Марк, — как важен бывает второй шанс.

Графиня отодвинула стул и встала. — Я… должна это обдумать. — И она вышла из маленькой столовой. Марк со смятением заметил, что половина ужина осталась на ее тарелке нетронутой.

Заметила это и Ботари-Джезек. — Хорошая работа, — огрызнулась она.

«Мне жаль, мне жаль…»

Она поднялась и выбежала вслед за графиней.

Марк сидел, одинокий и покинутый. И, без оглядки и не совсем понимая, что делает, наелся до того, что ему стало плохо. Он с трудом доковылял до своей комнаты, поднявшись на нужный этаж на лифте, и лег, мечтая скорее забыться сном, чем отдышаться. Но ни сон, ни ровное дыхание к нему не приходили.

Когда про прошествии бесконечного времени его оглушающая головная боль и острая резь в желудке только-только начали стихать, в дверь постучали. Он перекатился на кровати с приглушенным стоном. — Кто там?

— Елена.

Марк зажег свет и сел в кровати, прислонившись к резному изголовью орехового дерева и запихнув за себя подушку, чтобы в спину не впивался чертовски твердый выпуклый узор из листьев. Ему не хотелось разговаривать с Ботари-Джезек. И вообще ни с одним человеческим существом. Он перезастегнул рубашку — посвободнее. — Заходи, — пробормотал он.

Она осторожно перешагнула порог, лицо ее было серьезным и бледным. — Привет. Ты как, нормально?

— Нет, — признался он.

— Я пришла извиниться, — сообщила она.

— Ты? Передо мной? За что?

— Графиня рассказала мне… кое-что о том, что с тобой произошло. Извини. Я не понимала.

Его снова препарировали заочно. Он точно мог это сказать по тому потрясенному виду, с каким Ботари-Джезек глядела на него: словно сейчас на ее глазах его туго набитый живот располосовали от сих до сих и вывернули наизнанку для аутопсии. — Ах, черт. И что она теперь рассказала? — Он с трудом напрягся, пытаясь сесть прямее.

— Майлз уже кое-что говорил об этом, но не прямо. Тогда я не поняла, насколько все было плохо. А графиня рассказала мне как есть. Что с тобой сделал Гален. Про изнасилование шоковой дубинкой и, гм, нарушения в еде. И все прочие тоже. — Она отводила взгляд от его тела, глядя Марку лишь в лицо и выдавая этим непрошеную глубину своих новых знаний. Елена с графиней должны были проговорить часа два. — И все это он тщательно рассчитывал. Вот что самое ужасное.

— Не уверен, что с шоковой дубинкой он рассчитал специально, — осторожно начал Марк. — По-моему, Гален был не в себе. У него крыша съехала. Не бывает таких прекрасных актеров. А, может, начиналось все по расчету, но вышло из-под контроля. — Тут он в полной беспомощности взорвался: — Черт!!! — Ботари-Джезек аж подлетела в воздух. — Она не имела права говорить об этом с тобой! И ни с кем другим! Я вам что, к черту, лучшее шоу в городе?

— Нет-нет! — Ботари-Джезек успокаивающе развела ладони. — Ты должен понять. Я рассказала ей про Мари, эту блондиночку-клона, с которой мы тебя застали. О том, что, по моему мнению, тогда случилось. Я обвинила тебя перед графиней.

Он застыл, вспыхнув от стыда и нового страха. — А я думал, что ты расскажешь ей об этом первым делом. — Или все его, как он считал, сложившиеся отношения с графиней, были выстроены на гнилом фундаменте и теперь обрушились, превратившись в руины?

— Она так сильно хотела, чтобы ты был ей сыном… я не могла решиться. Но сегодня вечером я так на тебя разъярилась, что все выболтала.