Танец с чашами. Исход Благодати
Шрифт:
В Нерсо, откуда Ондатра прибыл месяц назад, было куда прохладней. Возможно, дело было в обилии тенистых деревьев прямо у кромки воды. Здесь же к берегу лепились человеческие норы, а прохладные рощи таились далеко в глубине города. Ему не разрешалось покидать район Акул, но иногда он пренебрегал этим запретом и уходил далеко за пределы города, к прохладному озеру Веридиан. Этой водой было так приятно дышать, что молодой охотник хмелел от одной мысли об этом месте и возвращался снова и снова, несмотря на риск быть обнаруженным. Это была его единственная отдушина,
Путь из Нерсо до Ильфесы был легким морским приключением, однако, когда Ондатра ступил на землю, то понял, что здесь не будет ни тенистых заводей, ни дневной охоты, ни священных обрядов. Жизнь резко переменилась, из ежедневных ритуалов осталось лишь подношение крови, чистая вода превратилась в пахнущую разложением муть, от которой жабры стали болезненно—бледными, а сердце сжалось, как высушенная на камнях медуза. Поморщившись от этой мысли, Ондатра почесал бледно—розовые жаберные щели в ключичных впадинах.
Пришлось лишиться и своего имени. Люди неспособны говорить на певучем языке племени, поэтому изо дня в день молодому охотнику приходилось учить их грубое наречие. Когда он освоил азы, ему приказали выбрать имя на языке людей. Теперь он – Ондатра, названный в честь юркой водяной крысы, живущей на берегах озера Веридиан. Непритязательное имя, под стать его скромному росту, однако в нем был скрыт другой смысл. Зверьки процветали несмотря на кажущуюся слабость, и Ондатра питал надежду на собственное процветание.
Первые дни своего пребывания в Ильфесу, чтобы не сойти с ума от обилия чуждых образов, он судорожно искал вокруг нечто знакомое, и, найдя, обрел уверенность. Вот и сейчас Ондатра отождествлял людей с морскими гадами, занятыми повседневными заботами. Коричневые от загара нищие в одних ветхих набедренных повязках и головных платках копались в прибрежном песке в поисках ценного мусора. Мелкие креветки, рачки, стоит оскалиться на них, и они тотчас разбегутся, роняя немногочисленное добро. А вот тот, кто прожигал его спину взглядом, притаившись под навесом для лодок – рыба другого сорта. Этот вцепится в спину, стащит с мертвого тела портупею из блестящей акульей кожи, чтобы продать на черном рынке.
Ходило много слухов о пропавших без вести кораблях и охотниках, что завернули за угол и не возвратились. Племя принимало потери, борьба была неотъемлемой частью жизни, а смерть – неизбежной жертвой богам. Погибнуть во время охоты, пролить последнюю кровь в горячке боя – это ли не желанная участь любого воина? Только чаще всего люди дарили скверную смерть, уродовали тела или употребляли в пищу мясо соплеменников, что недозволенно сухопутным тварям. Вылазки за Красной Платой на несколько лет поубавили пыл людей, но все равно время от времени кто-нибудь пропадал.
От этих мыслей Ондатра поежился. Страх – удел слабых, но он уже давно смирился, что далек от идеала племени. Ростом молодой охотник уступал своим братьям и сестрам. Они должны были сожрать его еще до формирования первичных легких, однако Ондатра выжил. Было ли это стечением обстоятельств или волей морских богов? Почему высшие силы дали ему вырасти? Все равно из—за своего дефекта он никогда не станет равным прочим воинам племени и не найдет пару для продолжения рода. Даже старейшины не могли ответить на мучивший его вопрос.
Иногда Ондатра с тоской вспоминал Нерсо. Там он родился, отрастил свои первичные легкие, научился рыбной охоте и искусству сражения. Там прошел его обряд посвящения в молодые воины и ритуальная охота на исполинскую акулу. Приятный солоноватый привкус воспоминаний заполнил рот. Детство прошло, теперь он – мужчина, а мужчина должен уметь все, в том числе – вести дела с двуногими рыбами.
– Плывут, – сплюнул человек из-под навеса, кутаясь в длинную серую хламиду, скрывающую торс и руки.
Лицо со шрамами, щербатый, словно скалистое побережье, пахнущий кислым вином и солью застарелого пота. Платок плотно обматывал голову, подбородок и шею. Этот, если что, оскалится в ответ и кинется прямо в лицо, словно бешеная корабельная крыса. Ондатра глянул на него исподлобья. Ему не нравилось общаться с этим человеком, но этот щербатый был частью другой семьи, что делит с племенем один охотничий ареал. Ондатра еще не совсем понимал, зачем это сотрудничество необходимо племени. Неужели недостаточно морских просторов, славной охоты? Старейшины отвечали, что этот вопрос задают все и получают на него ответ, как только приходит время. Ондатра учился терпению, ждал подходящего момента в засаде, словно голодная мурена, в то время как кровь влекла его к жизни дельфина, и вот спустя месяц мучительного привыкания к новому климату, зубрежки чужеродного языка и обычаев, племя, наконец, доверило ему задание – встретить корабль с «грузом» после шумного человеческого праздника. Его первое самостоятельное дело! Молодой охотник чувствовал тяжесть лежащей на нем ответственности. Если он справится с заданием, возможно, ему доверят дело, достойное мужчины.
На горизонте показалась ветхая баржа. Зрачки Ондатры сузились до двух тонких полосок, утопленных в серебре, и он приметил, что корабль пережил столкновение со стихией. Его человеческий компаньон свистнул, и на воду опустили барки, устремившиеся к барже. Старейшины говорили, что этот груз очень важен для племени и его совместных дел с людьми. Ондатра ловил слова, словно рыбу, не задумываясь о причинах и следствиях. Его дело принять груз и проследить за его сохранностью, остальное – не его забота.
Баржа встала на якорь, лодки ловко шли против волны к ее обшарпанным бортам. Человеческий компаньон рыкнул за спину:
– Готовь фургоны, – и снова приложил ладонь козырьком.
Груз начали спускать в лодки. Ондатра скривился – очевидно, что люди поскупились на свои деревянные лоханки. Они загружены так, что почти черпают воду.
– Лодка! Больще! – прошипел он щербатому, махнув рукой в сторону баржи.
Людской язык давался ему нелегко, звуки сквозь острые зубы получались глухими и шепелявыми, словно шуршание песка в прибой.