Танец с драконами

Мартин Джордж Р.Р.

– С него и содрали… местами.

– Да, милорд. Я вел себя дурно, милорд. Дерзко и… – Вонючка облизнул губы, вспоминая, в чем он еще провинился. «Служи и повинуйся, тогда он оставит тебя в живых, и ты сохранишь те части тела, которые еще уцелели. И помни, как тебя звать. Вонючка, Вонючка, рифма липучка».

– У тебя кровь на губах – опять пальцы грыз?

– Нет, милорд. Нет, клянусь вам. – Когда-то он пытался откусить собственный безымянный палец – тот невыносимо болел, когда с него сняли кожу. Отрубить человеку палец слишком просто для лорда Рамси: когда сдирают кожу, это куда мучительней. Вонючку и плетью били, и на дыбу вздергивали, и

резали по живому, но с содранной кожей ничто не сравнится. Такого никто долго не вытерпит. Рано или поздно начинаешь кричать: «Не могу больше, пощадите, отрежьте его совсем», – ну, Рамси и выполнит твою просьбу. Такая у них игра. Вонючка хорошо выучил правила – стоит только посмотреть на его руки и ноги, – но в тот единственный раз забылся и хотел отгрызть палец сам. Рамси был недоволен и ободрал еще один палец, теперь на ноге. – Я крысу съел!

– Крысу? – Белесые глаза Рамси блеснули при свете факела. – Все крысы Дредфорта – собственность моего лорда-отца. Как ты смеешь есть их без моего позволения?

Вонючка не знал, что сказать, и потому промолчал. Одно неверное слово – и лишишься еще одного пальца ноги, а то и руки. У него недостает уже двух на левой руке и мизинца на правой. На правой ноге тоже мизинца нет, а на левой отрезано целых три. «Чтобы равновесие похуже держал», – шутит Рамси. Милорд только шутит, он не желает Вонючке зла – сам так сказал. Он делает это, лишь когда Вонючка дает ему повод. Милорд милостив. Вонючке все лицо следовало бы ободрать за то, что он говорил. Пока не усвоил, как его настоящее имя и где его место.

– Это становится скучным, – сказал лорд в кольчуге. – Убейте его, и дело с концом.

Рамси налил эля в чашу.

– Зачем же портить праздник, милорд. Вонючка, у меня хорошие новости! Я женюсь. Мой лорд-отец везет мне дочь лорда Эддарда Арью. Помнишь ее?

«Арья-надоеда, – чуть не выпалил он. – Арья-лошадка». Младшая сестра Робба, с длинной мордашкой, тощая как палка и вечно грязная. Красавицей в семье была Санса. Одно время он мечтал, что лорд Эддард женит его на Сансе и назовет своим сыном. Пустые мечты.

– Да. Арью помню.

– Она будет леди Винтерфелла, а я – ее лордом.

«Она же совсем ребенок».

– Да, милорд. Мои поздравления.

– Будешь служить у меня на свадьбе, Вонючка?

– Если милорд пожелает.

– Да, я желаю этого.

Вонючка медлил, опасаясь новой ловушки.

– Буду, милорд. Охотно. Почту за честь.

– Тогда мы должны забрать тебя из этой ужасной темницы. Отмыть, одеть в чистое, накормить. Что скажешь насчет овсянки? И горохового пирога с ветчиной? У меня для тебя есть дело – придется восстановить силы, если хочешь мне послужить. Ты хочешь, я знаю.

– Да, милорд. Очень хочу. – Дрожь пробежала по всему телу узника. – Позвольте вашему Вонючке послужить вам, милорд.

– Ну, коли ты так просишь… Поедем с тобой на войну. И вместе доставим мою невесту домой.

Бран

От крика ворона по спине Брана прошел холодок. «Я почти взрослый, – напомнил он себе. – Я должен быть храбрым».

Но воздух прямо-таки полнился страхом – даже Лето и тот боялся: шерсть у него на загривке поднялась дыбом. По склону тянулись черные, голодные тени, деревья искривились и покорежились под тяжестью льда. Да и деревья ли это? Они больше похожи на уродливых великанов, зарывшихся в снег под режущим ветром.

– Они здесь. – Разведчик обнажил меч.

– Где? – тихо спросила Мира.

– Не

знаю. Близко.

Ворон опять закричал.

– Ходор, – прошептал Ходор, пряча руки под мышками. Его рыжеватая борода обросла сосульками, усы покрылись застывшими соплями и поблескивали при красном свете заката.

– Волки, идущие за нами, тоже недалеко, – предупредил Бран. – Лето чует их, когда ветер дует в нашу сторону.

– Волки – наименьшая из наших бед, – сказал Холодные Руки. – Надо подняться в гору и укрыться, пока не стемнело. Их притягивает ваше тепло. – Он посмотрел на запад, где солнце проглядывало сквозь лес, как отдаленный пожар.

– Это единственный вход? – спросила Мира.

– Другой находится в трех лигах к северу. Это колодец.

Все было ясно без слов. Ходор с Браном на спине не пролезет там, а для Жойена три лиги пешком – все равно что тысяча.

– Вроде бы чисто, – сказала Мира, глядя наверх.

– Именно «вроде бы», – мрачно ответил разведчик. – Чувствуешь холод? Они где-то рядом, но где?

– В пещере? – предположила Мира.

– Пещера заговорена, им туда не пройти. Вон она, видите? – указал мечом Холодные Руки. – На середине склона, между чардревами.

– Я вижу, – сказал Бран, глядя, как вороны влетают в скалу и вылетают обратно.

– Ходор. – Конюх переступил с ноги на ногу.

– Темное пятно на утесе, и только, – сказала Мира.

– Там есть ход, – подтвердил разведчик. – Крутой, извилистый, но проходимый. Доберетесь туда – будете в безопасности.

– А ты как же?

– Пещера заговорена. Мне в нее доступа нет.

– Отсюда до нее не больше тысячи ярдов, – прикинула Мира.

«Не так уж много, но в гору», – подумал Бран. Склон крут и весь покрыт лесом. Снега уже три дня не было, но тот, что выпал, не тает – под деревьями лежат глубокие, нетронутые сугробы.

– Нет тут никого, – храбро сказал он. – Ни одного следа на снегу.

– Белые Ходоки ступают легко, не оставляя следов, – ответил разведчик. Ворон, слетев сверху, сел ему на плечо. С ними осталась только дюжина черных птиц, все остальные по дороге куда-то пропали; каждое утро их становилось все меньше.

– Идем, – сказал ворон. – Идем, идем.

«Трехглазая ворона, древовидица…»

– Пошли, – поддержал Бран. – Скоро будем на месте – может, даже костер разведем. – Все они, кроме разведчика, промерзли, промокли и страдали от голода, а Жойен без помощи шагу ступить не мог.

– Ступайте вперед. – Мира склонилась над братом. Жойен сидел между корнями большого дуба с закрытыми глазами и весь дрожал. Лицо его совсем истаяло и побелело, как снег кругом, но парок от дыхания еще шел из ноздрей. Мира весь день несла мальчика на себе. Накормить бы его, согреть – может, все бы еще и наладилось. – Я не могу драться и в то же время нести его. Поднимайся с Браном к пещере, Ходор.

– Ходор, – хлопнул в ладоши тот.

– Ему бы поесть, – беспомощно сказал Бран. Двенадцать дней назад их лось упал в третий раз и уже не поднялся. Разведчик, опустившись рядом с ним на колени, прочитал отходную на непонятном языке и перерезал животному горло. Бран плакал, как девчонка, при виде хлынувшей на снег алой крови, чувствуя себя жалким как никогда. Мира и Холодные Руки разделали лося. Бран твердил себе, что не станет есть мертвого друга, но в конце концов поел, даже дважды: один раз как человек, другой в шкуре Лета. Лось сильно исхудал, но его мяса хватило им на семь дней; остатки они доедали у костра в руинах старого форта.