Танец смерти
Шрифт:
– Поднимите вуаль, – скомандовала она.
Ее южный выговор отличался аристократичностью, модуляции – почти британские.
Один из санитаров подошел – не слишком близко – и осторожно снял с нее вуаль затянутой в перчатку рукой. Бессознательно Д'Агоста подался вперед, с любопытством вгляделся.
Корнелия Пендергаст тоже смотрела на него во все глаза. Личико хищное, кошачье, глаза – бледно-голубые. Испещренная пигментными пятнами кожа, как ни странно, не потеряла молодой блеск. Сердце Д'Агосты сильно забилось. В ее внимательном взгляде, очертаниях скул
На мгновение в комнате стало абсолютно тихо. Корнелия не отрывала от него глаз, и Д'Агоста испугался, что она уличит его во лжи.
Однако она улыбнулась.
– Дорогой брат. Как любезно с твоей стороны приехать ради меня издалека. Тебя, противный братец, так долго не было. Да нет, я тебя, конечно же, не виню, просто здесь, на севере, я еле уживаюсь с варварами-янки. – Корнелия хохотнула.
«О'кей», – мысленно произнес Д'Агоста. Констанция рассказывала ему, что Корнелия живет в выдуманном мире, верит в то, что находится в одном из двух мест: то ли в Рейвенскрай, имении мужа, расположенном к северу от Нью-Йорка, то ли в старом особняке семейства Пендергаста в Новом Орлеане. Сегодня, очевидно, она пребывала в Рейвенскрай.
– Приятно увидеться с тобой, Корнелия, – осторожно ответил Д'Агоста.
– А что за красивая дама рядом с тобой?
– Это Лаура, моя... жена.
Хейворд стрельнула в него глазами.
– Как замечательно! Я всегда думала: когда же ты, наконец, женишься. Давно пора пустить в род Пендергастов свежую кровь. Могу я вам предложить что-нибудь? Чаю? Или лучше твой любимый мятный джулеп?
Корнелия глянула на санитаров, стоявших как можно дальше от женщины. Они не пошевелились.
– Нам ничего не надо, спасибо, – сказал Д'Агоста.
– Ну что ж, пожалуй, так будет лучше. В последнее время у нас ужасная прислуга.
Она махнула рукой в направлении санитаров, а те буквально подпрыгнули. Тогда она подалась вперед, словно бы собираясь сказать что-то конфиденциальное.
– Завидую вам. Жизнь на юге куда лучше. Здешние люди стыдятся быть в услужении.
Д'Агоста сочувственно покивал, и ему показалось, что он очутился в странном нереальном мире. Перед ним сидела элегантная старая женщина, дружелюбно беседующая с братом, которого отравила почти сорок лет назад. Он не знал, как вести себя дальше. Вспомнил, что Остром просил его не затягивать встречу. Лучше сразу перейти к делу.
– Как поживает семья? – спросил он.
– Я никогда не прощу мужа за то, что он притащил нас в это отвратительное место. Здесь не только климат ужасный, но и культура на страшно низком уровне. Единственное утешение – мои милые дети.
От ласковой улыбки, сопровождавшей эти слова, у Д'Агосты мороз пробежал по коже. Интересно, подумал он, видела ли она, как они умирали.
– Соседи, конечно же, для меня не компания. В результате я все время одна. Ради здоровья пытаюсь ходить пешком, но воздух такой сырой, что долго не нагуляешься. Я побледнела и похожа на привидение. Посмотри сам.
И она подняла с подушки тонкую бледную руку.
Бессознательно Д'Агоста сделал шаг вперед. Остром нахмурился и сделал знак, чтобы тот оставался на месте.
– А как поживают остальные члены семьи? – спросил Д'Агоста. – Я долгое время не общался с... нашим племянником.
– Алоиз время от времени меня навещает. Когда ему требуется совет.
Она снова улыбнулась, и глаза ее заблестели.
– Он такой хороший мальчик. Внимателен к старшим. Не то что другой.
– Диоген, – подсказал Д'Агоста.
Корнелия кивнула.
– Диоген. – Она вздрогнула. – С самого рождения он был другим. А затем еще и болезнь... и эти странные глаза. – Она помолчала. – Ты ведь знаешь, что о нем говорили?
– Скажи мне.
– Да что же ты, Амбергрис, неужели забыл?
В этот неловкий момент Д'Агосте показалось, что лицо старухи приняло скептическое выражение. Впрочем, оно тут же исчезло. Корнелия задумалась.
– Род Пендергастов помечен уже несколько столетий. Слава Богу, что у меня и тебя, Амбергрис, все в порядке.
Старуха на мгновение благодарно замолчала и вновь заговорила:
– Маленький Диоген отмечен был с самого начала. Вот уж, как говорится, плохое семя. После внезапной болезни темная сторона нашего рода расцвела в нем в полной мере.
Д'Агоста молчал, не решаясь ничего сказать. Минуту спустя Корнелия пошевелилась и продолжила:
– Мизантроп с самого детства. Разумеется, оба мальчика были замкнуты – это же Пендергасты, – и все же с Диогеном было по-другому. У маленького Алоиза был близкий друг, его ровесник. Он стал знаменитым художником.
Алоиз много времени проводил на реке, среди кейджанов [8] и других людей такого рода, против чего я, естественно, возражала. А у Диогена вообще не было друзей. Ни одного. Ты же помнишь, никто из детей не хотел с ним играть. Они до смерти боялись его. Болезнь все только усугубила.
– Болезнь?
– Очень неожиданная. Говорили, что это скарлатина. Тогда один его глаз и поменял цвет, стал сизо-голубым.
Она содрогнулась.
8
Кейджан – житель южных районов штата Луизиана, потомок французов, некогда насильственно переселенных сюда из Канады. Кейджаны сохранили свой язык (вариант французского).
– Алоиз был совсем другим. Бедного мальчика вечно задирали. Тебе ли не знать, что мы, Пендергасты, постоянно являлись объектом насмешек обычных людей. Помнится, Алоизу было десять лет, когда он начал посещать странного человека, жившего на Бурбон-стрит. Этот тибетец был самым необычным его знакомцем. Он научил его всей своей тибетской белиберде... ну, ты знаешь, непроизносимое имя, Чанг или Чунг, что-то в этом роде. Он научил Алоиза и особым приемам борьбы. С тех пор его больше никто не задирал.