Танганайский лев
Шрифт:
Симба часто сидел целыми часами ранним утром и при закате солнца на большой каменной площадке перед домом Мудимы и все не мог налюбоваться досыта красотами расстилающегося перед ним ландшафта при свете восходящего или заходящего солнца. В эти часы и земля, и воды тонут и сливаются в таких удивительных тонах и красках, о каких мы не имеем ни малейшего представления. Эти тона и краски, присущие исключительно тропикам, нам, сынам севера, кажутся невероятными и неправдоподобными. Если поутру воздух насыщен водяными парами, то озеро представляется нежно-золотисто-оранжевым слабо светящимся зеркалом, на котором рябь воды выступает яркими пятнами кармина, фиолетового или ясного голубого цвета, как и небо, переливающееся
Еще более яркие картины заката.
Иногда озеро и небо до такой степени заволакивает сплошная пелена голубовато-серого тумана, что они как будто сливаются в одно и предстают перед зрителем в виде громадной завесы, на фоне которой выделяется солнце раскаленным медно-красным диском. В другое время, когда вечерний воздух чист и туман не расстилает над озером своего дымчатого покрова, весь запад пламенеет громадным заревом, тогда как все остальное небо сияет необычайно прекрасной лазурью, на светлом фоне которой выделяются, точно самоцветные камни, ярко-розовые облака, отражаясь в волнах озера удивительными золотисто-желтыми пятнами. И все это обрамляет лесистые темные горы в своем мрачном безмолвии, не нарушаемом никаким человеческим звуком.
Но обманчиво и это безоблачное небо, и это чудное прибрежье живописного озера. Под ясной лазурью этих небес таятся в болотах ужаснейшие лихорадки, не щадящие даже самых сильных и здоровых людей. С этим коварным демоном, погубившим уже стольких путешественников, исполненных надежд на будущее, в полном расцвете сил и молодости, борется теперь и наш бедный друг Симба. Он, покоривший алчных ловцов невольников, побеждавший не раз диких зверей, был бессилен против этого невидимого, но сильного врага, как слабое и беззащитное дитя.
Симба лежит теперь целыми днями на постели в доме Мудимы в его горном тэмбё, и дикий бред терзает его бедный мозг. Полутемное помещение кажется ему каютой большого корабля, раскачиваемого из стороны в сторону могучими волнами озера.
Очередной приступ лихорадки миновал, и больной встает со своего ложа в надежде, что вскоре он совсем поправится. Но на следующий день снова появляются симптомы страшной болезни. Этот сильный, могучий богатырь хотел во что бы то ни стало побороть болезнь, не поддаваться ей, оставался на ногах, старался ходить, но шаги его становились все неувереннее и слабее, колени подгибались, он с трудом держался на ногах и, наконец, падал, совершенно обессиленный. Инкази поднимал его и снова укладывал в постель.
Его мучили не столько страшная головная боль и палящая жажда, сколько смутно пробуждавшееся в нем по временам сознание своей полной беспомощности. Что делается теперь там, в Отраде охотника, что делает Сузи? Эти вопросы с быстротой молнии проносились в его мозгу.
Затем настали дни, когда Симба совершенно терял сознание и только постепенно стал узнавать впоследствии окружающие его предметы и обстановку. Он протянул и пожал руку своему верному Лео, ни на минуту не отходившему от постели за все время тяжкой болезни, и улыбнулся озабоченным и огорченным его болезнью друзьям, Мудиме и Инкази.
И вот теперь сидел выздоравливающий Симба на том самом месте, где несколько месяцев тому назад сидел Инкази, когда начинал поправляться после своей тяжелой раны. Спустя некоторое время он покинул тэмбе Мудимы слабый, больной и совершенно разбитый страшной мучительной болезнью. У него оставалась всего одна надежда, надежда на то, что в горах Вавенди, вдали от берегов прекрасной Танганайки, в его любимой Отраде охотника силы его скорей вернутся.
Прежде он без труда совершал в один день путешествие от тэмбе Мудимы к своему жилищу, но теперь на это потребовалось более двух дней. С высоты последнего пригорка, с которого ему следовало еще спуститься, чтобы достичь полянки, за которой на небольшом холме раскинулось его селение и дом, Симба увидел свое жилище, выглядевшее так заманчиво и приветливо. Сузи оберегал и охранял все, заботясь даже о маленьких львах, которых он предусмотрительно посадил на цепь. Легкая струйка дыма взвивалась вверх к прозрачному небу, подымаясь от его бревенчатого дома. Очевидно, там ожидали возвращения господина и готовили ужин. Радостным взглядом окинул Симба всю эту местность. Что это был за чудный уголок, точно нарочно созданный для санатория!
— Посмотри, Лео! — воскликнул он. — Наша Отрада охотника еще прекраснее, чем было Сансуси! Теперь уж мы не скоро расстанемся с ней. Я чувствую, что здесь оживу опять. Привет тебе, мой милый, милый дом!
Но что это такое? Что катится и вздымается там, над замком Отрады охотника? Это облако дыма, в котором выделяются там и сям длинные огненные языки пламени: загорелась сухая сорная трава. С ужасом смотрели на это зрелище Симба и Лео: в несколько минут вся живая изгородь из колючего терновника была охвачена ярким пламенем. Сбежались люди, пытаясь спасти, что можно, но напрасно: вот запылало большое сухое дерево, простиравшее свои ветви над крышей дома. Пламя, пробежав по ним, лизнуло главное здание Отрады охотника, и оно вспыхнуло, как свеча, зажженная спичкой. Никто не стал спасать его, да и нельзя было этого сделать: все бежали от пылавшего уже здания, бежали как можно дальше: ведь там, в этом доме, хранились запасы пороха. Между тем ветер, разнося горящие обломки здания, забрасывал их на крыши соседних хижин. Огонь быстро переходил с крыши на крышу, и вскоре весь маленький поселок был охвачен пламенем.
Спасенья не было! Отрада охотника пела свою похоронную песнь: под треск и свист тысяч начиненных патронов, под звуки лопающихся и разряжающихся капсюлей и пистонов и свист разлетающихся снарядов, при вспышках и взрывах пороха весь маленький поселок вместе с красивым бревенчатым домом владельца превратился в пепел.
Спустя несколько часов Симба стоял над грудой обгорелых, испепелившихся развалин и обломков и печально смотрел, как его негры старались спасти кое-что из-под тлеющих еще углей и пепла.
Напрасный труд! Ничто не уцелело. Сгорело все: все запасы, оружие, снаряды, товары; сгорели дневники и журналы, гербарии и заметки, даже оба маленьких львенка. У Симбы не оставалось ничего более, кроме того, что было при себе. И этому несчастью суждено было случиться как раз теперь, когда он был и слабый, и больной, и измученный ужасной лихорадкой, изнуренный и обессиленный. Прощайте, горы Кунгве! Прощай, страна Вавенди! Симба должен снова стать бесприютным странником.
Судьба сильнее нашей воли: в какой-нибудь час она разрушила все планы Симбы. Того, что у него еще оставалось из имущества в Удшидши, едва могло хватить, чтобы с трудом и некоторыми лишениями добраться до восточного берега Африки.
Спустя несколько дней после этого грустного события «Стрела» еще раз направилась в Удшидши. На ней, как и в тот раз, находились Симба и Инкази, а на большой громоздкой барке следовали за ними Лео, Сузи и остальные негры экспедиции. На берегу стояли Мудима и Налотэра, посылая отъезжавшему последний прощальный привет. Симба никогда больше не видел своих друзей.
Вскоре караван Симбы медленно потянулся по пустынной, безлюдной дороге, через леса, степи, болота, по берегам рек, направляясь к восточному берегу Африки, в Занзибар. Через несколько месяцев бедный больной белый охотник приветствовал, наконец, из носилок, в которых его несли негры, беспредельное синее море, которое должно было еще раз донести его на своих волнах до далекой родины.