Танго Предтеч
Шрифт:
– Благодарю.
Выслушав последние напутствия и дождавшись, когда стилисты уйдут, я развернулась и тоже вышла во двор. От моего флигеля до грота, где начиналось торжество, было пятнадцать минут пути, но я, кажется, потратила на дорогу все полчаса. Мы с Рейвеном уговорились встретиться в полночь у пруда, но меня не оставляло смутное беспокойство. Я надеялась увидеть его раньше – и боялась этого.
То и дело мне встречались знакомые лица. Каждый спешил раскланяться, а некоторые тянулись к моему запястью с поцелуем. Их обходительность раздражала, но позволяла отсрочить момент истины, приближение которого наполняло
Я миновала центральную часть зала и чуть замешкалась у тронов. Элеонор ещё не было, и это не могло меня не обрадовать. Я не спешила занимать своё место. Внутри дрожали невидимые струны, требовавшие действия. Я бросила взгляд на часы – было почти семь. Ещё пять часов. Как это мало, когда несёшься сквозь море звёзд в кабине истребителя. Как это много, когда отсчитываешь минуты до полуночи.
Дворецкий ударил жезлом о пол и провозгласил прибытие Анрэя Аркан. Он прямиком направился ко мне, стоявшей у триады тронов, опершись о спинку самого правого из них. Анрэй склонился в глубоком поклоне и коснулся губами моей руки. Золотые волосы шёлковой паутиной скользнули вдоль запястья.
– Вы сегодня обворожительны, - сказал он, глядя на меня жадными голубыми глазами.
– Благодарю. Почему вы один?
– Герцог болен, - сказал он, и в голосе его не было ни единого намёка на печаль.
– Полагаю, не очень серьёзно?
– Врачи затрудняются с диагнозом.
– Очень жаль, - мне действительно было жаль старика, - надеюсь, он поправится.
– Надежда – все, что у нас есть.
Он раскланялся и удалился прочь, а я снова вернулась к мыслям о Рейвене. Когда я устала стоять неподвижно и считать гостей, то взглянула на часы. Была половина восьмого.
Дворецкий ударил жезлом о пол. Переваливаясь с ноги на ногу, поддерживаемый своей прелестной дочерью, вошёл герцог Мело. Они тоже приблизились, чтобы поприветствовать меня. Мело пыхтел, щёки его были багровыми – видимо, дорога от стоянки до грота далась ему нелегко.
– Рад, что вы пришли, герцог, - сказала я, - простите, нам следовало позаботиться о том, чтобы вас встретили.
– Ничего, ничего, мне помогла Луана, - он крепче сжал тонкую руку, лежавшую на его локте. Я перевела взгляд на Луану и обнаружила, что веки её опухли, как будто она не спала накануне или долго плакала.
– С вами всё в порядке? – спросила я.
Луана невесомо кивнула и бросила короткий взгляд на отца. Я повторила её движение.
– Я постараюсь найти вас попозже, может быть, нам удастся поговорить, - пообещала я.
Луана изящно поклонилась, и парочка удалилась. Я посмотрела на часы. Было восемь. Объявили Эрика Тао. Я напряглась, наблюдая, как приближается ко мне худощавая фигура в фиолетовой мантии.
– Доброго вечера, герцог, - сказала я и сама удивилась металлу, звеневшему в моём голосе.
– Приветствую... Инэрис.
Я вздрогнула. Разумеется, он меня узнал.
– Вам понравилось наше гостеприимство?
– Я не очень люблю такие приёмы, - сказала я холодно.
– Потому вы и не были приглашены.
– И всё же, у меня были причины прийти.
–
Я торопливо улыбнулась.
– А вам, князь, нравится у нас?
Он усмехнулся и чинно кивнул:
– Да, принцесса Аврора знает толк в балах.
– Берегитесь, Эрик, в этих стенах её не стоит так называть.
Тао усмехнулся.
– Но как же мне называть её? Чтобы вступить в ранг императрицы, ей следовало вступить в брак, такова…
– Такова традиция, - закончила я за него, - как видите, традиции не требуются, чтобы создавать империи и властвовать над ними.
– Лишь до поры.
Не знаю, к чему это было сказано. Этот человек был мне неприятен, и я поспешила закончить разговор, тем более в дверях уже стояли ещё два герцога. Катаики и Эмбер прибыли вместе. Я видела их уже не раз на заседаниях палаты герцогов. Катаики был, как обычно, сухопар и выдержан, Эмбер сиял здоровьем и зрелой красотой. Меня удивило лишь выражение горечи, объединившее этих столь непохожих людей. Оба поздоровались вежливо, но сухо. Оба говорили коротко, ни словом не выдавая своих чувств.
Когда они ушли, было уже без десяти десять.
Лидия появилась к десяти. Всё так же избегая прикосновений, она расцеловала меня в обе щёки.
– Потрясающий вид. Чья эта работа? – она провела пальцами в миллиметре от кружевной манжеты.
– Марсель Вимале.
– Уверена, завтра нечто подобное наденут все.
Я усмехнулась. Конечно, уж Лидия об этом позаботится. Марсель не зря работает с императорским домом бесплатно – это лучшая реклама. Я наклонилась к ней и прошептала в самое ухо:
– Что-то не так с Катаики и Эмбер.
Она кивнула, и по лицу её пробежала тень.
– Это всё Орден.
– Ты что-то знаешь? – я испытующе посмотрела на неё.
– Скажем так, нас это не коснулось, - в её голосе звякнул металл, и я поняла, что дальнейшие расспросы бесполезны.
– Где здесь подают устриц? – спросила она совсем другим тоном.
Я указала ей на сервировочные столы у окна.
– Благодарю.
Она исчезла в толпе, на ходу останавливая официантов и забирая с подносов бокалы, закуски и конфеты. Я вздохнула с облегчением – приветствовать остальных гостей лично от меня не требовалось. И в тот миг, когда я испустила этот облегчённый вздох, в комнату, подобно кувшинке, дрейфующей по поверхности тёмных вод, вплыла Элеонор. Шея и пальцы её сверкали бриллиантами. Синий шёлк платья стлался шлейфом, будто осколок ночи, ворвавшийся в залу с улицы. Двое мальчиков пажей, облачённых в белые кафтаны, следовали за ней и несли этот шлейф на вытянутых руках. Элеонор улыбнулась мне ослепительно и холодно, и я, кажется, ответила такой же улыбкой. Элеонор не сказала ни слова – лишь молча прошла к своему трону и, взмахнув шлейфом, уселась на него, закинув одну ногу поверх другой.
Уйти было бы невежливо, и я решила задержаться. Ещё несколько минут Элеонор молчала. Затем щёлкнула пальцами, подзывая официанта, и взяла с серебряного подноса бокал с шампанским.
– Ты не пьёшь? – бросила она мне не глядя.
Я поманила к себе официанта и тоже взяла бокал.
– Как тебе понравилось у нас? – спросила сестра, отрывая губы от хрусталя.
– Ты исчезла довольно внезапно.
– Не в моём вкусе, - ответила я, радуясь уже тому, что не обязана говорить с ней вежливо.