Танго втроем
Шрифт:
— Ну… — неопределенно протянул тот, — это одного парня. Вот он — да, боевой офицер, гер-рой! А мы? Мы что… Мы — обыкновенные.
Решив, что не стоит слишком уничижать себя и приятеля, он добавил:
— Но вы только не подумайте чего, Елена Владимировна! Мы, если что… Короче, мы — это мы! И все тут! Так что чувствуйте себя здесь в полной безопасности.
— Милые, милые ребята… — Розанова уложила шляпку обратно в картонку, аккуратно закрыла крышкой. — Спасибо вам за все… И за то, что… спасли, и за гостеприимство ваше. Даже не знаю, как вас отблагодарить…
— Не, не стоит, — наперебой заговорили экс-морпехи. — За что нас благодарить? Все нормально, все путем…
— Ну так давайте хоть познакомимся, — улыбнулась девушка. — Что вы все по имени-отчеству… Какая, к черту, Елена Владимировна?! Лена!
Она подошла к Мокрушину, протянула ладошку.
— Владимир, — отрекомендовался он, умудрившись при этом, хотя был в комнатных шлепанцах, по-гусарски сдвинуть каблуки. — Сокращенно — Влад.
Он хотел галантно поцеловать даме ручку, но Розанова приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щеку, чем слегка смутила лихого гусара.
Затем она подошла к Бушмину, протянула и ему руку. Ладонь Бушмина ощутила теплое сухое прикосновение и легкое пожатие. Он полагал, что и его, как одного из «спасителей», тоже наградят поцелуем. Но молодая женщина посмотрела на него своими зелеными переливчатыми, как изумруды, глазами, как-то странно улыбнулась и… отстранилась.
— Володя, Андрей… Я только одного не поняла, — Розанова показала на груду нераспакованных вещей. — Это вы купили? Зачем?
— Как это — зачем? — удивился Мокрушин. — Это же одежда! Носить будете. Разве не ясно?
— Но ведь это все стоит больших денег, — она кивнула на пакеты с названиями известных фирм. — Это очень дорогие вещи!
— Не дороже денег, — сказал Мокрушин. — Деньги — зло! От них нужно избавляться как можно скорее. Впрочем… Андрюша, у нас еще осталась толика презренного металла?
— Навалом! — кивнул Бушмин. Вспомнив, как еще недавно он держал в руках кейс с четвертью миллиона баксов, усмехнулся: — Деньги — не проблема.
Лицо девушки внезапно переменилось, став грустным и каким-то растерянным.
— Ох-хо-хо… Что мне теперь маме сказать? И что люди обо мне подумают? И что мне теперь делать?
Лицо Мокрушина приобрело крайне озабоченный вид:
— Вот что, друзья… Я сейчас готовкой займусь! Такой пир сегодня закатим, о-о-о… Хотите, я отбивные на горячее сделаю?! Икорка, фрукты, то-се… Одна моя знакомая, гм… знакомый, работает шеф-поваром в «Ольштыне». Она… то есть он, кое-чему меня научил… В плане кулинарного мастерства, естественно…
Бушмин убрал с поверхности стола свертки, пододвинул стул для Розановой, уселся рядышком, затем, желая успокоить расстроенную молодую женщину, прикоснулся к ее руке.
— Вот что я вам скажу, Лена. Никто здесь не станет заставлять вас делать что-либо против вашей воли. В любой момент вы можете встать и уйти. Я хочу, чтобы вы это понимали.
Она едва заметно кивнула, глядя прямо перед собой.
— Но уходить вам отсюда куда-либо, к примеру, вернуться домой — это будет, мягко говоря, неумно. Вы можете, конечно, обратиться в органы, но поверьте мне на слово — этого делать не следует. Не сейчас, во всяком случае, и не здесь, в нашем городе.
— Так что же мне делать? — в ее голосе прозвучали нотки отчаяния. — Вы ведь там были, да? Когда Сотника ранили… Они ведь меня убьют! Они не отстанут от меня, да?
— Вот это мы еще посмотрим, — очень спокойно сказал Бушмин. — Расскажите мне то, что считаете нужным и важным. А потом мы все вместе подумаем, как выйти из положения.
Позже, когда наступил поздний вечер, они уселись «пировать». Володя Мокрушин не подкачал: стол получился отменным. По всей вероятности, его знакомство с «шеф-поваром» было более тесным и продолжительным по времени, нежели с «моделью». Как бы то ни было, он справился с возложенной на него задачей, да еще и женские руки вскорости освободились и помогли сервировать стол.
Розанова, чтобы сделать парням приятное, вышла к столу в обновках. Она сделала макияж и выглядела, судя по реакции мужской компании, потрясающе.
Бывалые морпехи откровенно любовались ею. Не так чтобы глазели в открытую, разинув рты, но в их взглядах можно было легко расшифровать неподдельное восхищение своей гостьей. Молодая женщина словно светилась вся изнутри, в ней не было ни капли жеманства или вульгарности, ровная приглушенная доброта и доброжелательность — и от этого она казалась еще более красивой. У Бушмина, когда он разглядывал ее украдкой, возникало ощущение, что женщина эта пришла совсем из другого мира. И не обязательно мира, сверкающего богатством, хотя и там была бы на своем месте. И что они с Володей Мокрушиным, Кондор и Рейндж, оказались в ее компании совершенно случайно, поскольку являются обитателями иных сфер — в сущности, все так и было.
Но и Розанова украдкой бросала на них пытливые взгляды. Какие все-таки странные люди. Вроде бы простые парни, неплохо воспитанные и кое-что повидавшие на своем веку, обладающие мужской привлекательностью и способные на широкие поступки. Но в то же время такая сложность и глубина, особенно в Андрее это проявлялось, тайна и непредсказуемость, что ли…
— Андрей, ну почему вы не признаетесь? — она похлопала его по плечу своей легкой изящной ручкой. — Я ведь вас видела уже где-то раньше, да? Вы чуть старше меня… Мы не в одной школе учились? Нет, я всех старшеклассников помню. Ну вот, теперь я буду мучиться… А вы уверены, что ранения у Сотника неопасные?
— Легкие царапины, — сказал Бушмин.
Ему не хотелось огорчать девушку. У Филина была раздроблена голень, и ему предстоял целый ряд операций, довольно сложных и болезненных. Да и сквозное ранение в бок требовало пристального внимания. Но обе раны, в сущности, угрозы для жизни не представляли.
— Как бы нам его навестить? Это возможно?
Бушмин уже привык к этим внезапным сменам темы для разговоров. Да это и понятно, ни шутки за столом, ни атмосфера легкого флирта, ни обильные закуски и хорошее вино не могли полностью развеять то чувство тревоги и неуверенности, которые они испытывали. Исключение, пожалуй, составлял лишь неунывающий Мокрушин.