Танненберг
Шрифт:
– Знаете, – сказал Самсонов, – я тут подумал, что ещё два таких успешных боя, и пехота вашего корпуса останется вообще без офицеров. А если бой будет не таким удачным, то гораздо раньше.
– Почему? – Насторожился Мартос.
– Вы же видели списки своих потерь?
– Конечно. Я сам подписывал рапорт.
– Вас ничего не насторожило? – После паузы, решив не устраивать театральных сцен и сэкономить время, Самсонов продолжил. – В целом, убыль офицеров превышает убыль солдат почти в два раза. А в нынешней войне без офицеров много не навоюешь. Мы очень быстро получим неуправляемую массу людей, которые превратятся попросту в пушечное мясо.
– Но позвольте, Александр Васильевич, офицер не может руководить подразделением из-за спин солдат. Он должен личным примером и мужеством являть им образец действия.
– Но современные средства вооружения представляют первейшую угрозу именно для тех, кто идёт впереди. Прошли, к сожалению, суворовские времена, когда офицер мог безнаказанно шагать в первых рядах и пулям не кланяться. Потому
– На своих заместителей и помощников. Для того они и даны ему.
– Я думаю, что они все очень быстро кончатся. И останется только уповать на храбрость солдат, которые, несмотря ни на что, всё же дойдут до цели, но понесут огромные потери. А знаете почему? Потому что ими не кому будет руководить. Просто потому, что не кому будет вовремя отдать приказ о том, что в этой ситуации следует залечь и переждать обстрел артиллерии, или пулемёта. И это, как вы сами понимаете, некий идеальный случай, где абсолютно все солдаты беззаветно храбры и готовы умереть. Кстати, может, и действительно умрут все, так и не выполнив задачу. Потому что задача солдата, и офицера, если уж на то пошло, не в том, чтобы самому умереть, а в том, чтобы победить противника. А сделать это может, естественно только живой человек. А может, как раз залягут, повинуясь инстинкту самосохранения. И кто их тогда поднимает в атаку, когда это нужно будет? Хорошо, если найдётся признанный лидер из унтеров, который ещё и сообразит это в нужный момент. А если нет? Да, что я вам объясняю, вы же сами прекрасно понимаете, что часть без офицеров, это не часть. И заметьте, речь идёт о кадровых офицерах, прекрасно обученных, имеющих опыт. Это наша элита, которую следует вообще-то беречь. А кто придёт им на смену? Вчерашние юнкера и старые отставники?
– Но как можно гнать людей вперёд, самому прячась за их спинами? И как солдаты будут относиться к такому офицеру? Умом я вас понимаю, Александр Васильевич, но как это всё людям объяснить? Они же обучены по-другому. Можно ввести новую тактику, но ей учить надо, тренировать людей.
– Может вы и правы в чём-то, но надо что-то придумать, как уменьшить гибель офицеров. И поверьте, говорю я это не из жалости к ним даже, а именно, как командующий, который озабочен тем, что его армия быстро потеряет боеспособность. Солдат мне тоже жалко, но без руководства офицерами они погибнут ещё быстрее. Надо что-то придумать на этот счёт, может действительно не вводить резких перемен, выпустить какую-то методичку, издать приказ, в конце концов. Пусть солдаты даже на меня ворчат, что я чего-то там такого удумал. Но если это поможет нам хотя бы уменьшить потери среди офицеров, то я думаю, армия от этого только выиграет.
Тем временем начали собираться артиллеристы. Проходили по одному и группами, представлялись и рассаживались на стульях в кабинете Мартоса. Николай Николаевич, не мудрствуя лукаво, занял то же самое помещение, в котором ещё вчера располагался германский штаб. К сожалению, ничего интересного среди немногих оставленных вещей обнаружить не удалось. Зато не пришлось никого выселять из помещения, прежние хозяева так и не успели в него вернуться. Когда все собрались, то Самсонов озвучил свои идеи по усилению армии трофейными орудиями, сразу прояснив ситуацию с тем, откуда брать расчёты для них. Офицеры поразмышляли над этим, прикидывая в уме все недостатки и достоинства, и в целом согласились, что такая прибавка к огневой мощи их дивизий будет очень кстати. С учётом артиллеристов 2-ой дивизии, в которой насчитывалось ещё 48 трёхдюймовок в шести батареях, можно было набрать расчёты на двадцать одно орудие. Потом господа офицеры ещё подумали, и пришли к выводу, что можно выделить и по два расчёта с батареи на такое замечательное мероприятие, и клялись, что боеспособность основных частей от этого не пострадает. Но всё же решили не делать этого, чтобы снарядов осталось побольше в запасе, и вернулись к первоначальному варианту. Самсонов с Мартосом переглянулись, и согласились с дружным порывом подчинённых. Но потом все вспомнили про лошадей, которых досталось в существенно меньшем количестве, чем нужно для транспортировки самих орудий, зарядных ящиков, и обширного имущества прилагаемого к орудиям. Своих лошадей отдавать никто не хотел. Это имущество, за которое старались держаться. Пришлось подумать Самсонову, и он вспомнил, что в его обширном армейском хозяйстве, существенно сократилась длинна транспортных перевозок. Теперь, вместо того, чтобы долго и нудно везти грузы через пол Польши на лошадях, они проделывают большую часть этого расстояния по железной дороге. То есть, как минимум обозы второй очереди, предназначенные для того же Пятнадцатого корпуса, и 2-ой дивизии, вообще не задействованы. А это сотни лошадей и приписанных к ним людей. Учитывая, что эти люди с лошадьми в новых батареях будут заниматься в основном тем же самым, то есть перевозкой различных грузов, то это проблем вызывать не должно с их организацией. Ну, а недостающих подносчиков снарядов предполагалось набрать всё же из пехоты. Там и люди здоровее, и к звуку выстрелов более привычные, а также к риску.
Подводя итог, назначили ответственных за формирование новых батарей, адаптацию обнаруженных таблиц стрельбы для использования нашими
Когда артиллеристы ушли, то Самсонов завёл речь о трофейных пулемётах. Мартос заранее со всем согласился, понимая, что это точно лишним не будет. Для этого намечалось выделить на каждый по запасному наводчику из полковых команд, и за каждым закрепить по три добровольца из обычных пехотинцев, которых и предстояло в кратчайшие сроки обучить премудростям стрельбы из пулемёта. Предварительно, конечно, самим разобравшись в нём. Потому что там тоже были свои нюансы. Ну, и попрактиковаться в стрельбе из них. После курса обучения, запасные наводчики должны были вернуться в свои части. В общем, здесь всё будет не скоро, но делать надо уже сейчас.
Тем временем Орановский присмотрел здание для временного штаба армии. Точнее даже не одно, а несколько, стоящих рядом. Когда Самсонов туда заглянул, в нём навели уже относительный порядок, и там можно было жить. Ещё передвигаясь по улицам, он заметил, что вокруг летает даже несколько германских аэропланов, высматривая расположение наших войск. Впрочем, держались они достаточно высоко, сверху ничего не кидали, поэтому солдаты относились к ним в целом спокойно. Никто по ним даже не стрелял. Мелькнула мысль вернуться, и попросить Мартоса задрать несколько орудий вверх и шугануть их, но потом решил ограничиться звонком по телефону. Николай Николаевич внимательно выслушал его, и согласился, что это безобразие надо прекращать, обещал принять меры. Так же, договорились, что во всех полках будут созданы службы для наблюдения за небом, и обо всех замеченных ими вражеских аэропланах они будут сообщать своим дежурным зенитчикам, а так же в штаб, откуда эти сведения будут передаваться в авиаотряды, которые находятся ближе всего к летающим разведчикам. После этого Самсонов связался с Цехановым, где по-прежнему оставался 15-й авиаотряд, и, услышав бодрый голос Вальницкого, сказал ему поначалу только одно слово: «Можно». Тот на удивление сразу всё понял, даже уточнять не пришлось. Заодно пообещал штабс-капитану, что теперь-то его спискам про отличившихся в воздушных боях, будет дан ход наверх. Правда, по-прежнему просил, чтобы о способе и оружии, с помощью которых это было выполнено, он лично, и его орлы, пока не распространялись. Эти разговоры с командующим он брал на себя.
И если честно, то пока не знал, как решить такой неоднозначный момент. С одной стороны, то, что не удастся хранить вечно в тайне незамысловатый способ, которым авиаторы стреляли через плоскость вращающегося винта, можно было не сомневаться. Но чем дольше противник не будет об этом догадываться, чем дольше он будет не в курсе, что опасность для него представляют именно наши аэропланы, тем больше мы их сможем сбить. Даже когда они поймут, что их сбивают именно наши лётчики, а не какое-то чудо оружие неизвестно откуда стреляющее, ещё будет оставаться наше преимущество в воздухе. Разумеется, если германцы не придумают чего-то своего оригинального и столь же эффективного. Но поскольку наш способ на самом деле невероятно прост, то стоит просочиться лишь малым слухам об этом, хоть чему-то, что может дать верную подсказку, и наше преимущество в воздухе исчезнет в течение буквально нескольких дней. И начнётся серьёзная борьба на равных, победит в которой в конечном итоге тот, у кого лучше промышленность. А это, к сожалению, не Россия. Поэтому Самсонов и оттягивал, как мог любые разговоры на эту тему с вышестоящим начальством. Всё было просто – чем больше народу знает об этом, тем больше шанс утечки секретной информации. Конечно, дело было вовсе не в том, что он не доверял лично Жилинскому. Но ведь тот, командующий фронтом, и обязан заботиться о всех вверенных ему войсках. Значит, надо как-то позаботиться о том, чтобы Жилинский проникся серьёзностью сохранения секрета.
И тогда Самсонов решился на составление целого послания. Сев за стол в небольшой комнате, которая заменяла ему теперь кабинет, он взялся за бумагу и перо, и написал текст телеграммы. В ней он поведал Жилинскому, что штабс-капитаном Вальницким была разработана оригинальная система, при помощи которой можно стрелять из пулемёта прямо по курсу через плоскость вращающегося винта аэроплана. Суть системы описывать не стал, ограничившись лишь упоминанием. После практического применения он, Самсонов, лично убедился в результативности этих мер, поскольку сбито уже три вражеских аэроплана. Сохраняя строжайшие меры секретности в отношении новинки во вверенных подразделениях, он теперь решил поведать об этом нововведении командующему, для чего просил и его максимально сохранить эту тайну от любых возможностей её распространения. Даже подключив к этому контрразведку. Но для обмена опытом с другими авиаторами он настоятельно просил выслать представителей, разбирающихся в таких вещах, в расположение армии и бесед с командиром авиаотряда. Следом шла просьба представить штабс-капитана Вальницкого, а также авиаторов, отличившихся в воздушных боях, к награде.