Танненберг
Шрифт:
Правофланговый батальон вообще выскочил на расположение батареи, спрятанной за специфическим выступом леса. Батарея была действительно спрятана, находилась в лесу, и даже не приведена в боевое положение, потому что было неизвестно, куда ей придётся стрелять. Манёвры русской конницы в окрестностях, окончательно запутали германцев, и они держали артиллерию в походном положении, чтобы она могла в любой момент выйти на нужные позиции, и развернуться в нужную сторону. Правда, этот любой момент не подразумевал рассвет, и то, что наступающая пехота окажется прямо перед носом и откроет частый огонь из винтовок. Жидкая линия охранения здесь тоже была быстро смята, артиллеристы спросонья всё же попытались развернуть орудия между деревьев, или выкатить их на свободное пространство, но частые выстрелы и большие потери поумерили их пыл. Теоретически шансы у них были успеть развернуть несколько пушек, и сделать выстрел в упор, но это их точно бы не спасло. Поэтому, здраво рассудив, они, сначала по одному, а потом и всем скопом, бросились в лес. А им вдогонку азартно стреляли русские пехотинцы.
Батальон, посланный по дороге вправо, на выступающий вперёд холм, действительно обнаружил там, в кустах, наблюдательный пункт корректировщиков под прикрытием взвода пехоты. После короткой перестрелки, всё было кончено. Путь к бегству пролегал по открытой местности, и оставшиеся в живых, в том числе и корректировщики, сдались. Сразу же был отправлен гонец вниз, к своей
Это был, пожалуй, самый успешный эпизод утренней атаки. Потому что на остальных участках так близко, а главное, незаметно, подобраться к позициям противника не удалось. Полки, развёрнутые в центре, заняли свои рубежи ещё раньше, и в темноте, начали осторожно продвигаться вперёд по полям. Но там не нашлось столь явных ориентиров, по которым можно было бы оценить расположение германцев, как на правом фланге. Остановились на безопасном расстоянии, чтобы не выдать себя раньше времени. Артиллерия сзади, в укрытиях, стволы развёрнуты примерно в сторону противника. Корректировщики попрятались в кустах, установив связь по телефону с батареями. Когда начало светать, пехота так же молча двинулась вперёд. Им, конечно, помогло то, что с холмов внизу всё по-прежнему казалось серым, и их продвижение ещё довольно долго оставалось незамеченным. Но когда на востоке загремели выстрелы, германские дозорные не стали искушать судьбу, и тоже начали стрелять в нашу сторону. Началась стрельба в ответ, дозорные побежали. Но противник уже был разбужен, их передовые части быстро занимали позиции, разворачивалась артиллерия и пулемёты. И вскоре на нашу пехоту обрушился шквал огня, вынудив её залечь. К счастью, произошло это уже на довольно крутых склонах холмов. Поэтому, когда германские корректировщики всё же навели свою артиллерию на наступающих, то большинство снарядов летело мимо и дальше. Их пушки стреляли в лучшем случае с вершины, а то и из-за позиций за ней. Возникал эффект пресловутого «обратного склона», на который очень трудно попасть при навесной стрельбе. А ещё труднее рассчитать время подрыва шрапнели. Это наших и спасло. Фугасы рвались спереди и сзади, шрапнель в воздухе, но в основном пролетала мимо, параллельно склону. Конечно, были потери, но всё могло быть намного хуже. Вражеские пулемёты тоже чесали поверх голов. Но и высунуться было проблематично. Двигаться в таких условиях дальше означало выбрать верную смерть. А потому ждали.
Тем временем, стало достаточно светло, наши корректировщики уже присмотрелись к холмам, и дали первые установки по телефонам. Сзади послышался грохот выстрелов 152-х мм гаубиц, с боков подключились трёхдюймовки. Часть снарядов ложилась на подсвеченные вспышками выстрелов позиции пехоты. Когда по ним пристрелялись, а делать это на склоне холма, обращённого в нашу сторону, было очень удобно, то перешли на шрапнель, которая начала косить там пехотинцев, независимо от того, лежали они, или стояли. Мелкие окопы спасали от неё не всегда, а высовывать голову наверх в таких условиях и вовсе не хотелось.
А часть снарядов полетела сразу за сады и рощи, где хотя бы теоретически могли находится скрытые батареи. И иногда они их там находили. Постепенно, основной огонь нашей артиллерии начал переноситься всё в большей степени дальше, наугад нащупывая там вражеские орудия. Вскоре, на правом фланге наша пехота прошла насквозь небольшой лесок на холме, и вышла ещё на две батареи, стоявшие прямо за ним. Приблизиться не рискнули, потому что чуть в стороне рвались наши же снаряды, иногда цеплявшие расчёты противника осколками. Поэтому открыли винтовочную пальбу между деревьями, выбивая обслугу. Германцы вскоре сообразили, в чём дело, попытались было развернуть несколько орудий, но тогда именно по ним открылся наиболее ожесточённый огонь. В конце концов, противник бросил всё и побежал. По ним некоторое время ещё стреляли, но делать это из глубины леса было неудобно на большое расстояние. А выходить из него под огонь своих же снарядов совершенно не хотелось. К тому же, иногда они залетали и в лес, убивая своих. Впрочем, вскоре до артиллеристов дошло известие о том, что пространство за лесом очищено от неприятеля, батареи брошены, и огонь следует прекратить. Начали подтягивать и свои пушки на холм, выдвигая корректировщиков на край леса, откуда открывался хороший обзор на другие батареи противника, и на саму Млаву, откуда выдвигались на помощь своим остальные части дивизии.
Хуже всего могло быть на левом фланге. Потому что там позиции противника между ручьями и кустами были установлены не чётко, и только по счастливому стечению обстоятельств на них не напоролись ночью. Но когда начали наступление там, то оказалось, что свой фланг вообще подставили под огонь небольшого отряда, оказавшегося в стороне. Это вызвало поначалу смятение в рядах наступавших, и крайний батальон отступил. Германцев такой поворот событий воодушевил, и они, потеряв из виду ретировавшийся батальон в кустах за ручьём, двинулись дальше, чтобы фланговым огнём смести следующий. Но наши далеко не ушли, оставив в зарослях наблюдателей, которые обнаружили, что противника всего две роты. Тут же сообщили об этом своему командиру, который опять двинул батальон вперёд. И теперь уже противник попал под неожиданный фланговый огонь, бросил свой пулемёт и побежал. В целом, события на этом фланге разворачивались примерно так же, как и в центре. Вскоре наступление было остановлено артиллерийским огнём, пехота залегла. Здесь был другой нюанс. Её было довольно трудно засечь в таком положении, потому что местность была сильно заросшая кустами и рощами, прорезана долинами нескольких ручьёв, вдоль которых росли и высокие деревья. И сказать наверняка, где залегли русские, было довольно трудно. Поэтому германцы стреляли можно сказать по площадям, что конечно, наносило вред, но опять же, всё могло быть намного хуже. А вскоре, подключилась и наша артиллерия, заставив попрятаться в окопы вражескую пехоту, и сильно беспокоя близкими разрывами орудийную прислугу. Но здесь её огонь был тоже малоэффективен, потому что корректировщики мало что видели.
На правом фланге к тому времени уже образовалось некое затишье. Спешащие туда наверх по пологому склону подкрепления из Млавы, ещё не вошли в зону поражения. На кромку леса уже вышли наши корректировщики, но артиллерия ещё не подтянулась. Лошади выбивались из сил, затаскивая орудия на крутой холм, им помогали люди. Ситуация для германцев, наверно, ещё не была ясна до конца, поэтому их пушки, уже нацеленные сюда, не открывали огня. Возможно потому, что пехота так и не высунулась из леса. Но вскоре, за ним были установлены орудия, задрав стволы вверх, и начали пристрелку. Прежде всего, по артиллерии, которая была для корректировщиков, как на ладони. Противник начал стрельбу в ответ. К этому времени батальоны на краю леса успели выкопать небольшие лунки, в которых и прятались. От шрапнели это практически не спасало, гораздо больше защищали деревья, которые и принимали на себя большую часть смертоносных пуль. А вот германская артиллерия была накрыта довольно быстро. Орудия замолкали, потому что прислуга была выбита. Наша пехота воспрянула духом, из леса выкатили, наконец, подтянувшиеся пулемёты, и открыли огонь по приблизившемуся противнику. Те послушно залегли, огрызаясь в ответ редкими выстрелами, и короткими перебежками двинулись дальше, под прикрытие спасительных кустов вдоль ручья, протекавшего примерно в полуверсте перед лесом. А наша артиллерия, теперь перенесла свой огонь на другие батареи, которые отсюда, с боку, были видны корректировщикам.
На левом фланге ситуация была очень сумбурной. Между долин ручьёв, идущих в почти меридиональном направлении, небольших рощ и зарослей кустарника, завяз наш полк. По нему продолжали иногда постреливать уцелевшие пушки, спереди вела огонь пехота. Наши солдаты прятались в низинах и зарослях, укрывались за ними, рассредоточившись по довольно большой площади, и продолжая нести потери. Кто-то начал окапываться при помощи сапёрной лопатки, пытаясь хоть немного уберечь себя от свистящих вокруг пуль и осколков. Но и германцам было не до жиру. Несмотря на то, что огонь нашей артиллерии был здесь очень не точен, различные подарки, в основном в виде шрапнели, постоянно прочёсывали пространство за кустами. Корректировщики почти не видели позиций противника, просматривая их лишь фрагментами, а остальное домысливали. За какими кустами спрятана германская артиллерия, было вообще непонятно. А кустов этих здесь было очень много. Но когда в центре удобные позиции тоже были заняты нашими корректировщиками, а к холмам подтянулись тяжёлый дивизион и артиллерия второй дивизии, то всякое сопротивление на левом фланге было быстро подавлено. Правда, наступающая пехота довольно долго приходила в себя, прежде чем смогла собраться для атаки. Но когда всё же сделала это, то сценарий был примерно тот же, что и в центре. Вновь усилившийся, после затишья, обстрел окопов вынудил попрятаться в них пехоту, наш полк быстро вышел на рубеж последнего броска, а когда всё стихло, осуществил его. Противник оказал лишь слабое сопротивление, подавленный численным превосходством посыпавшихся в окопы солдат Симбирского полка.
А дальше началась плановая зачистка местности, на которой были разбросаны остатки германской дивизии, бросившейся было на помощь своим товарищам на передовой, но так и застрявшим на полпути к ним из-за эпизодического обстрела нашей артиллерии. А на ближних подступах ещё и пехоты.
Ситуация была для них хуже не придумаешь. Многие уже понимали, что бой проигран, но как выйти из него, не представляли. Потому что ни вперёд, ни назад они двигаться не могли. Какое-то количество солдат собралось в самой Млаве, прячась за домами. Это был небольшой резерв, и убежавшие со своих позиций пехотинцы и артиллеристы с правого фланга в самом начале утренней атаки. Было ещё два батальона, отправленных вчера вечером на прикрытие позиций против нашей кавалерии, явно обозначившейся на удалённых подступах в стороне. Но они тоже вели, хоть и вялый, но всё же бой, и просто так отступить не могли. Как позже выяснилось, командующий 36-й дивизией Констанц фон Хайнецциус, уже собирался отдать приказ горнистам трубить отход, потому что связи со многими частями, разбросанным по склонам холмов не было, и только так можно было дать понять людям, что надо просто спасаться. Но в этот момент ему как раз доложили, что к станции подходит долгожданная помощь в виде 35-й дивизии от Зольдау. Такое быстрое их появление было обусловлено тем, что Макензен сумел в сжатые сроки погрузить её на эшелоны, расположенные поблизости, напихав туда людей, как селёдку в бочку. Поезда, пыхтя дымами, подъезжали к платформам, и начинали выгружать пушки, лошадей и зарядные ящики. Ничего лишнего. Сзади остановились эшелоны с пехотой, которая сыпалась, как горох, прямо на землю, и строилась в колонны под руководством своих командиров, для марша на позиции. Хайнецциус, верхом на коне, бросился на станцию, чтобы быстрее ввести Макензена в курс дела, и указать ему угрожаемые направления. Выдвигаться на восток было бессмысленно, там всё простреливалось русской артиллерией давно оседлавшей господствующие высоты. По центру не было хороших позиций, и эта местность тоже простреливалась. Единственной возможностью что-то изменить, было разворачивать дивизию в западном направлении, и охватить потрёпанный фланг русских на изрезанной ручьями местности, и попытаться таким образом отвлечь их внимание от прижатых к земле людей на склонах холмов. Макензен с этим согласился, и отдал приказ выступать…
Всё это прекрасно наблюдалось нашими корректировщиками и пехотой с вершин холмов. В смысле, не объяснение между генералами, и даже не процесс выгрузки прибывшей дивизии. А обилие паровозных дымов, и мелькавшие совсем вдалеке вагоны между деревьями и домами. Последнее многие офицеры наблюдали в бинокль. Сама станция была полностью скрыта домами и деревьями, но что там, и в её окрестностях происходило, догадаться было нетрудно. Вся беда в том, что в этот момент ни одна пушка не могла бы достать туда, хотя на батареи и посыпались донесения, что наблюдается прибытие подкреплений. На правом фланге выдвигать артиллерию ещё ближе, даже ставить её перед лесом, было бессмысленно. Всё равно не доставали. А в центре предстояло затащить её сначала на крутые склоны холмов, перед которыми она сейчас и располагалась. Артиллеристы не стали ждать особого распоряжения, тут же собрали свои пушки, и повезли их наверх. А на левом фланге расстояние было самое короткое, но совсем на пределе, а главное, их корректировщики совершенно не видели куда стрелять. Но всё же большая часть артиллерии снялась с позиций и двинулась вперёд, намереваясь для начала форсировать хотя бы один ручей, что конечно, должно было занять довольно много времени.
На центральных холмах наши артиллеристы успели развернуть свои орудия в тот момент, когда германцы уже давно выступили на запад. Голова ближней колонны уже была вне досягаемости, зато в зону накрытия попадала середина, и хвост, который только показался из-за деревьев. И эта колонна целиком состояла из артиллерии. Пушки, зарядные ящики, сотни лошадей, люди…
Отчего германцы двинулись именно по этой дороге, можно было только догадываться. Нет, это была не самая ближняя дорога, и проходила она достаточно далеко. Возможно, они так и не поняли, что русская артиллерия уже стоит под самыми холмами, а видеть они её, конечно, не могли. Возможно, просто очень спешили, и пошли кратчайшим путём, пытаясь уйти со станции, надеясь, что успеют. Выгрузку они провели действительно очень быстро, и также быстро выступили. Ни одна армия мира не смогла бы сделать это в таком порядке и без малейших задержек. Но вот… не успели полностью уйти. Пехота шла в том же направлении, но по более дальней дороге. Потому что выгружалась она не на станции, а как раз дальше. И пошла в сторону своего развёртывания по ближайшей дороге, которая была сейчас действительно безопасной. К слову сказать, если бы артиллерия попыталась пойти по ней же, то не смогла бы быстро на неё выйти, все подходы были забиты людьми в густых колоннах…