Танские новеллы
Шрифт:
И, схватив сына за ноги, он ударил его головой о камень. Из раздробленного черепа брызнула кровь, запятнав землю на несколько шагов вокруг. Любовь матери к ребенку была так велика, что, забыв все обеты, она воскликнула: «Ой!» Вопль еще не замер, а Цзы-чунь уже сидел на своем прежнем месте. Перед ним стоял даос. Шла пятая стража. Храм вспыхнул ярким огнем, огромные языки пламени взметнулись вверх, весь зал был охвачен огнем.
— Ты разрушил мои надежды, — сказал монах со вздохом. Потом схватил Цзы-чуня за волосы и окунул в чан с водой, так как его одежда начала тлеть. — Ты подавил в себе, сын мой, такие чувства, как радость и гнев, скорбь и страх, ненависть и надежду. Ты не смог заглушить лишь любовь. Не
И монах показал Цзы-чуню дорогу. Цзы-чунь заставил себя оглядеться по сторонам. Котел был испорчен, из него торчал длинный железный пест толщиной в руку. Монах начал срезать его ножом.
Вернувшись в мир, Цзы-чунь очень горевал о том, что не смог помочь своему благодетелю. Он решил отыскать монаха и попытаться снова услужить ему. Но когда он взошел на гору Юньтай, там не было даже следов храма. Полный скорби, Цзы-чунь вернулся назад.
ЧЖАН ЛАО
Старый огородник Чжан Лао был родом из уезда Люхо в Янчжоу [111] . Его сосед, некий Вэй Шу, в годы «Тяньцзянь» [112] служил чиновником в городе Янчжоу, а потом вернулся домой. В это время его дочь достигла возраста, когда начинают закалывать шпильки [113] . Вэй Шу позвал сваху и велел ей найти хорошего жениха. Услышав об этом, Чжан Лао очень обрадовался и стал поджидать сваху у ворот дома Вэй Шу. Когда та вышла, Чжан Лао зазвал ее к себе, угостил вином, закусками и сказал:
111
Янчжоу— область в нынешней провинции Цзянсу.
112
«Тяньцзянь»— девиз правления императора У-ди (502—519).
113
То есть двадцать лет.
— Я знаю, что в доме Вэя есть девушка, которую собираются выдать замуж, а вам поручили найти жениха. Правда это?
— Правда, — ответила сваха.
— Я уже стар, — сказал Чжан Лао, — но дело у меня доходное — на пропитание и одежду хватает. Хочу, чтобы вы замолвили словечко за меня; если дело сладится, я в долгу не останусь.
Сваха выругалась и ушла, но Чжан Лао не успокоился и на следующий день снова остановил ее на дороге.
— Нет у тебя чувства меры, старик! — стала отчитывать его сваха. — Да разве дочь чиновника пойдет за старого огородника? Хоть они и бедны, но многие вельможи охотно бы породнились с ними. Ты не пара этой девушке. Разве я могу — в благодарность за вино, которым ты меня угостил, — позорить себя в доме Вэй!
— Ты только похлопочи за меня, — стоял на своем старик. — Если твои слова не подействуют, значит такова моя судьба!
Ну, что было свахе делать? Побранилась она, но к Вэй Шу все-таки пошла.
— Ты меня ни во что не ставишь оттого, что я беден! — гневно воскликнул Вэй Шу. — Разве наша семья согласится на такое! Да как этот огородник смеет даже подумать о нас! Ладно, он и брани моей не стоит, но как ты решилась прийти с таким предложением?
— Конечно, я не должна была говорить это, — оправдывалась сваха, — но старик так на меня наседал, что я не могла не передать вам его слова.
— Скажи ему, — сказал Вэй Шу в сердцах, — пусть принесет пятьсот связок чохов [114] , тогда отдам ему дочь.
Эти слова сваха тотчас передала Чжан Лао.
— Ладно, — ответил старик, а на другое утро подкатил на телеге к дому Вэй Шу — привез пятьсот связок.
— Я же пошутил, — удивился тот. — Но откуда этот огородник смог достать столько денег? Я был уверен, что у него их нет, поэтому так и сказал. За одну ночь он добыл такую огромную сумму. Что же делать?
114
Чохи— мелкие медные монеты с отверстиями посредине, нанизывающиеся связками; в каждой связке (дяо) — по тысяче монет.
Послал Вэй Шу слуг к дочери, а та, оказывается, согласна.
— Видно, судьба, — сказал Вэй Шу и тоже дал свое согласие.
Женился Чжан Лао на дочери Вэй Шу, но огород не бросил. Землю копал, сажал рассаду, овощи на базаре продавал. Жена его сама стряпала, стирала, никакой работой не гнушалась. Родня ее очень была недовольна этим, но не могла ей помешать.
Так прошло несколько лет. Стали родные и друзья бранить Вэй Шу:
— Правда, семья твоя обеднела, так разве нельзя было породниться с сыном какого-нибудь бедняка? Зачем было отдавать дочь за огородника? Если тебе она не нужна, услал бы ее куда-нибудь в далекие края.
На другой день Вэй Шу устроил угощение и пригласил дочь с зятем. За ужином напоил старика и намекнул ему на нежелательность его пребывания здесь. Чжан Лао поднялся и сказал:
— Мы боялись, что вы будете горевать, если ваша дочь уедет далеко. А раз вам неприятно наше соседство, так нам нетрудно уехать. У меня есть хуторок у подножья горы Ваншань, завтра же утром мы переедем туда.
На рассвете Чжан Лао пошел прощаться с Вэй Шу.
— Если соскучитесь, — сказал он, — можете послать старшего брата проведать нас на южный склон горы, где приносятся жертвы небу.
Тут он велел жене надеть бамбуковую шляпу, усадил ее на осла, а сам пошел сзади, опираясь на палку. С тех пор никаких вестей от них не было.
Прошло несколько лет, и вот Вэй Шу как-то вспомнил о своей дочери: может быть, она обнищала и ходит в грязных лохмотьях? Захотел он узнать, что с ней, и велел своему старшему сыну Вэй И навестить сестру.
Добравшись до южного склона горы, Вэй И повстречал там куньлуньского раба, который пахал поле на желтых волах.
— Здесь хутор Чжан Лао? — спросил Вэй И.
Сложив руки в знак приветствия, куньлуньский раб ответил:
— Почему вы, сударь, так долго не приезжали? А хутор отсюда совсем близко, я покажу дорогу.
Вэй И пошел вслед за ним к востоку. Они поднялись на гору, переправились через реку и вступили в край, совсем не похожий на тот, в котором живут простые смертные. Потом снова поднялись на гору, снова перешли реку, и к северу от нее увидели большой дом с красными воротами, с разными пристройками и башнями. Среди пышной зелени пестрели цветы, вокруг было очень красиво. Повсюду летали фениксы, журавли, павлины. Слышались пение и музыка, все радовало слух и взор. Указав рукой на дом, куньлуньский раб сказал: