Таня Гроттер и колодец Посейдона
Шрифт:
Когда Таня наконец подошла к ангарам, солнце было уже на три ладони выше горизонта. Его диск выглядывал из белой мягкой тучи, заставляя вспомнить о яичнице-глазунье. Так и хотелось подпрыгнуть и насадить солнце на вилку. У раздвижных дверей ангара, безнадежно пропуская друг друг вперед, топтались три джинна-драконюха с ведрами ртути. Четвертый джинн, видно, рискнувший сунуться первым, катался по песку. Его полупрозрачное рыхлое тело было охвачено синеватым пламенем. Гоярын по настроению бывал очень точным в своих огненных плевках.
Заметив Таню, драконюхи оживились и на радостях едва не выплеснули ртуть ей на ноги. Таня постояла
Морда Гоярына нависла над ней. Треугольные ноздри втягивали воздух. Что-то шло не так. Это Таня ощутила сразу. Ее появление по странной причине взволновало Гоярына, вместо того чтобы успокоить его.
– Гоярын, это же я! – сказала Таня и, не решаясь встать, быстро забормотала успокаивающие заклинания. Они действовали – даже не отрывая взгляда от огненных глазниц Гоярына, она ощущала, как от ее кольца отрываются искры, – но их силы явно недоставало, чтобы погасить все возраставшую тревогу дракона.
Снаружи подозрительно звякнуло ведро. Гоярын вскинул морду, два раза прицельно плюнул огнем, а затем выпустил длинную испепеляющую струю огненного вала. Это была вежливая просьба на драконьем языке держаться от ангара подальше. Пламя пронеслось так близко от лица лежащей на песке Тани, что она ощутила, как у нее выгорают от жара брови.
Послышался торопливый топот. Плеснула, дробясь шариками, пролившаяся ртуть. Похоже, отважные джинны предпочли геройской смерти хаос отступления.
Гоярын втянул носом воздух. Его чешуйчатая голова скользнула мимо лица Тани, равнодушно сбила рюкзак и потянулась к футляру от контрабаса. Таня спохватилась, что ей не стоило входить в ангар с футляром. Особенно учитывая, что он был сделан далеко не из шкурок идиллических овечек. Ей вспомнилась история, где дракон разорвал защитника своей же команды, который неосторожно надел на матч перчатки из драконьей кожи. Начало истории было более-менее правдоподобным, а вот в ее деталях многие сомневались.
– Явная литературщина! Вот смотрите! Перчатки защитнику подарила невеста, кто ж еще, не тренер же… Среди тренеров недотепы редко встречаются, реже, чем среди невест… – рассуждала Шито-Крыто. – И, разумеется, их свадьба должна быть завтра, и, конечно, за матчем эта крошка наблюдала с трибун. Видя, какая участь постигла ее жениха, невеста раскидывает циклопов как котят… ну это без комментариев… и мчится на поле. Чем она, интересно, пробила купол? Отбойным молотком?.. Смотрим дальше: садится на окровавленный пылесос! Доигрывает матч! Защищает злополучного дракона от всех мячей и добивается победы! Поднимается над полем и прыгает с пылесоса. Падает вниз без подстраховочного заклинания, подползает к телу жениха (что его дракон, выплюнул, что ли?), обнимает его и произносит: «Мы соединимся в вечности, дорогой мой!» Длинноватая фраза для человека, пролетевшего триста метров ласточкой. Да она не успела бы даже буркнуть: «Мне капут!»
– А мне кажется, в этой истории что-то есть, – сказала тогда Таня.
– Это только Гроттершам кажется. Потому что эта невеста по рисунку типичнейшая Гроттерша… И вообще я специально у Абдуллы спрашивала.
Продолжая бормотать заклинания, Таня видела, как Гоярын коснулся носом футляра. Внезапно его огненные глаза перестали пылать и зажглись ровным, мягким светом. Рев стал гораздо тише и напоминал теперь серию нежных щелчков.
Таня торопливо отползла, и в самое время. Гоярын, забывший уже, что он не один в ангаре, лег. Он лежал, вытянув шею, касаясь носом футляра, и осторожно, нежно вдыхал его запах. Таня готова была поклясться, что Гоярын знает, чья перед ним кожа, и что он лежал уже так когда-то много столетий назад, уткнувшись носом в чешуйчатый бок, спокойный и умиротворенный.
Кто сказал, что у яростных драконов не бывает спокойных минут?!
Прошло немало времени, прежде чем Таня решилась подойти и коснуться футляра. Веко Гоярына чуть дрогнуло. Чтобы не сердить дракона, Таня открыла футляр, не сдвигая его с места. Убедилась, что струны контрабаса и смычок сухие. Нельзя, чтобы они обледенели, иначе финал будет печален.
– Ты летишь со мной? – спросила Таня.
Зная, что на помощь джиннов надеяться не приходится, она широко распахнула ангар, как рычаг используя валявшийся в углу лом. Яркий солнечный свет хлынул внутрь. Утро давно наступило.
Очень долго Гоярын, не щурясь, смотрел на солнце, а затем выполз наружу. Выполз и, оглянувшись назад, на футляр, словно не понимая, почему он не ползет следом, призывно рыкнул. Футляр не последовал за Гоярыном, но свежий воздух выветрил из ноздрей дракона его запах. Дракон успокоился и стал кататься по песку. Его чешуя, успевшая покрыться мхом, вскоре засияла, как кольчуга.
– Полетели! Там свет, там радость, там жизнь! – крикнула Таня.
Гоярын разбежался, раскинул крылья и тяжело взлетел. Несколько секунд он летел вдоль земли, а потом постепенно стал набирать высоту. В его полете были сила и мощь, заставлявшие джиннов-драконюхов с воплями разбегаться в разные стороны.
Таня торопливо нацепила рюкзак и, прыгнув на контрабас, произнесла Торопыгус угорелус . Надо было спешить. Время не ждало. Магия драконбольного поля давно не обновлялась, и Гоярын пробил ее с налета. Таня увидела окутавшее его на миг фиолетовое свечение, оставшееся висеть в воздухе, когда сам дракон был уже над трибунами, и, пока оно не погасло, кинулась на контрабасе в брешь.
Длинный хвост Гоярына, издали напоминавший хвост воздушного змея, мелькнул выше и правее – дракон заворачивал к океану по короткому пути. Он давно не покидал ангара, и теперь ветер и полет пьянили его.
Внизу пронеслись Тибидохский парк, фонтан, пруд водяных, скользнули и сразу были заслонены лесом развалины сторожки Древнира. Гоярын набирал высоту, постепенно приближаясь к границам Буяна. Таня вглядывалась в облака. Она знала, что Грааль Гардарику увидеть нельзя, но можно угадать, где она начинается, по размытости пространства за Гардарикой . Небо, тучи и солнце имеют там совсем другой объем, точно смотришь на них сквозь матовое стекло.