Таня Гроттер и колодец Посейдона
Шрифт:
– Ты и есть Гротти? Много о тебе слышала! – сказала Джейн Петушкофф и, лучезарно улыбнувшись Тане, протянула ей руку: – Джейн… но можно и по-русски, Жанна!
За развитием событий наблюдали тетя Настурция, Гурий, магнетизеры и дюжина журналистов. Таня, помедлив, протянула Джейн руку, но в этот момент хитрая Петушкофф быстро убрала ладонь за спину и отвернулась. Фотографы защелкали камерами, засняв Таню, выжидательно стоящую с протянутой рукой, и презрительно отвернувшуюся Джейн. Таня поняла, что ее подставили.
«Воображаю, какие в газетах будут заголовки! „Петушкофф ставит на место жалкую Гротти!“ – подумала Таня
Фотографы снова защелкали, запечатлев Джейн с распахнутым в вопле ртом и вылезшими на лоб глазами.
– Ой, прости, Джейн! Я такая неловкая! – извинилась Таня, с удовольствием подумав, что на очередных фотографиях Петушкофф будет выглядеть не блестяще.
Один из магнетизеров ринулся к Тане, явно собираясь выслужиться перед хозяйками, но Глеб Бейбарсов, сидевший на зубце, лениво прокрутил бамбуковую трость. Забыв о Тане, магнетизер схватился за свой яйцевидный живот, который, раздуваясь, становился все больше. Тетя Настурция, поморщившись, слегка махнула зонтиком, и другие магнетизеры поспешно утянули незадачливого коллегу в сторону. Глеб опустил трость и с безмятежным видом стал созерцать закат. Малютка Клоппик захихикал на балкончике и помахал Бейбарсову рукой. Он только что проклял у Пруна и Гореанны сглаздаматы, заставив всю магию в них скиснуть, и был очень доволен.
В отличие от Джейн, которая ограничилась острым скальпельным взглядом, тетя Настурция извлекла лорнет и разглядывала Таню долго и пристально. Затем она коротко процедила что-то сквозь зубы. Таня догадалась, что ее назвали идиоткой и неряхой. Гурий взглянул на тетю с укоризной. Магнетизеры подобострастно захихикали. Джейн передернула плечами.
– Э-э… Тетя Настурция приветствует тебя от своего лица и от лица… э-э… самой доброй тети! К сожалению, ее имени она произнести не может, так как Жуткие Ворота немедленно расплавятся, – спохватившись, перевела Джейн. Русские слова она намеренно тянула или проглатывала, будто давно забыла этот язык.
Тетя Настурция подтолкнула Гурия пальцем в спину по направлению к Тане. Должно быть, благосклонно разрешала ему поздороваться и что-нибудь сказать. Сама же застыла, как мраморный истукан, со скрещенными на груди руками.
Гурий улыбнулся Тане. Это была прежняя улыбка прежнего Гурия, полная любви и нежности. Почувствовав это, Джейн Петушкофф беспокойно зашевелилась.
– О, Таня, my dear! – сказал Пуппер и, развел руки, точно пытался передать чувства, которые не мог выразить словами. – А у меня вот новая метла… Крестный подарил, неудобно было отказаться.
Ягун с Ванькой переглянулись. Ягун закашлялся. Таня сердито оглянулась на них.
«Дуралеи! Как они не понимают, что, когда общаешься с Пуппером, слова не главное!» – подумала она с раздражением.
Из толпы, точно цапля из камышей, выглянул Бессмертник Кощеев.
Не изменив своему обычаю, Кощеев был в доспехах от Пако Гробано. Его пальцы унизывали драгоценные перстни. Около Бессмертника крутилось с десяток бойких юношей-порученцев в хороших костюмах и белоснежных рубашках, расторопных, вежливых, с отличными манерами. Они не потели на жаре и не мерзли в холод, а после бессонной ночи готовы были просидеть пять часов на важном совещании. У этих юношей был только один минус – колючие глаза. В этих глазах явственно читалось, что они продадут родную маму за пару зеленых мозолей, а если вместе с родным папой, то еще и сделают оптовую скидку.
– Где Сарданапал? Куда запропастился старина-академик? Почему он не стоит на балкончике и не машет своему доброму другу? – с подозрением озираясь, спросил Кощеев.
Однако вместо Сарданапала навстречу Бессмертнику с его порученцами выплыла мадемуазель Склепова в окружении магфиозных купидончиков в зеркальных очках. Купидончики злодейски шмыгали носами и наступали на колчаны, свисавшие гораздо ниже спортивных красных трусов в горошек, которые купидоны носили назло японской якудзе и итальянской мафии.
– Рада вас приветствовать!.. Ваша черепушка сегодня просто прелесть!.. К сожалению, Сарданапал в отъезде, – проворковала Склепова.
Бессмертник Кощеев всем своим видом выразил недоверие.
– В самом деле? Уехал в день решающего матча? Хорош, нечего сказать! А Медузия, надеюсь, здесь?
– Она тоже в отъезде, даже Соловей. Этот матч нам придется играть без тренера, – проговорила Склепова.
– Все преподаватели в отъезде? Где же они? – не поверил Бессмертник.
– Что-то связанное с кладом Али-Бабы… Кажется, они нашли основную пещеру. Та, которая открывалась сезамом, оказывается, использовалась для хранения мелочи! – небрежно уронила Гробыня.
Бессмертник беспокойно завозился. Врожденная жадность вступила в нем в схватку с врожденной подозрительностью. Пока побеждала подозрительность, но жадность язвила из засады, исподтишка.
– Где пещера? – спросил он.
Склепова подняла брови.
– Вам еще и адресок? А вы бы мне сказали, если б знали? Летите все время на запад, изредка поворачивая на юг, и авось долетите когда-нибудь!
Гробыня коварно улыбнулась и горделиво отчалила во главе магфиозной свиты.
Бессмертник еще раз окинул взглядом стены, подняв голову, посмотрел на балкончик Большой Башни и, не обнаружив там никого, кроме малютки Клоппика, задумался. Затем подозвал к себе одного из порученцев, рыжего и очень бойкого юношу, и шепнул ему:
– Тут что-то нечисто! Обшаришь все комнаты преподавателей. И… э-э… особенно проверь, на месте ли их полетные инструменты.
Порученец понимающе ухмыльнулся и зашагал сквозь толпу, пробивая себе дорогу к внутренним галереям Большой Башни.
– Прошу прощения! Очень извиняюсь!.. Разрешите побеспокоить! – глумливо повторял он, бесцеремонно расталкивая младшекурсников.
Расшвыривая мелочь, он не замечал, что его, точно льдину, несет на Гуню Гломова, который застенчиво стоял в толпе и грыз палец. В момент столкновения Гуня засопел и поддал навстречу плечиком.
– Прошу прощения!.. Очень извиняюсь, что два раза наступил вам на рубашку и один раз на костюм в целом! – вежливо сказал Гломов, помогая ему встать.
Рыжий порученец потрогал рукой челюсть, поправил галстук и уже без прежнего рвения нырнул в Большую Башню.
Склепова проводила его взглядом и торопливо поманила к себе крайнего купидончика из магфиозной свиты. Тот подошел, путаясь в колчане.
– Видел того рыжего, который все разнюхивает? Влюби его в кого хочешь, хоть в гарпию, а затем поищи-ка мне Шейха Спирю и вправь ему мозги. В прошлую пятницу он вместо роз прислал гвоздики. Такие вещи не прощаются. Пусть оставит их для своей покойной тети.