Таня Гроттер и пенсне Ноя
Шрифт:
Что же так, девочка? Не хватило решимости? Скверно, очень скверно… Все равно от него придется избавиться. Лишние свидетели нам не нужны.
«Уйди! Кто ты? Чума-дель-Торт?»
Я – это ты! Твое второе я, твоя тень. Я – те желания, которых ты страшишься…
– Что с тобой? – спросил Ягун.
Таня провела рукой по лицу. Ей запоздало пришло в голову, что коричневые воины сражались хотя и решительно, но словно поневоле. Не достаточно ли было просто выбить у них мечи? Зачем она убила третьего,
– Эй, Танька, ты меня не слышишь? Я спрашиваю: с тобой все нормально? Тебя не ранили?
Она покачала головой:
– Нет… не знаю… не приставай ко мне… И держись подальше от этой штуки.
– Забавная палица. Или это не палица? Где ты ее взяла? – заинтересовался Ягун.
– Это жезл. У живых он отнимает душу. Что он делает с мертвыми, ты видел сам… – сказала Таня.
На вопрос же «где» она вообще не ответила. Это значило бы нарушить клятву, данную Чуме-дель-Торт.
Ягун шагнул к стене с цепями, желая посмотреть, нет ли там прохода, как вдруг стена лопнула, точно сухая кожа. Оглянувшись на Таню, Ягун нерешительно шагнул вперед. Они оказались в огромном зале, границы которого скрадывал мрак. Еще издали им в лицо ударил сухой жар. Посреди зала в воздухе повис огненный полукруг. Казалось, ничто живое не может прорваться внутрь. Его края ослепляюще полыхали, зато с другой стороны что-то смутно и обнадеживающе белело.
– Ой, мамочка моя бабуся! – оживился Баб-Ягун. – Уважаемые зрители! Перед вами ворота команды Дубодама. Странно, что над ними не догадались пришпилить табличку «Оставь надежду всяк сюда входящий!».
Заглянув в осколок пенсне, Таня увидела отрубленную голову древнего чудовища. Пасть была распахнута, а клыки распространяли сияние.
– Некрофильское местечко… Похоже, весь Дубодам слеплен из частей тел каких-то допотопных монстров, – негромко сказала Таня и спрятала стеклышко. Она предпочитала и дальше заблуждаться, думая об этой голове как об огненном полукруге.
Однако в данный момент ее больше волновало, действует ли внутри Дубодама полетная магия. Размеры зала позволяли разогнаться и попытаться проскочить пламя. Она достала контрабас и, сев на него, приготовила смычок. Ворча, что он предпочел бы пылесос помеси гитары и скрипки, Ягун уселся сзади и крепко обхватил Таню руками.
– Тикалус плетутс! – крикнула Таня, выпуская искру.
Получилось! Контрабас взлетел, хотя и не так стремительно, как он сделал бы это на торопыгусе. Но волей-неволей приходилось использовать среднее полетное заклинание – Ягун был далеко не пушинкой. Контрабас же, как скоростной инструмент, плохо переносил перегрузку.
Испытывая, как инструмент слушается ее здесь, внутри Дубодама, Таня сделала по залу небольшой круг. Контрабас рыскал и высоко задирал гриф, но это происходило скорее из-за Ягуна, который слишком уж отклонился назад. Одновременно Таня внимательно изучала огненный проход. Существовало кое-что, что крайне ее тревожило. Почему арка защищена только с двух сторон и внизу под ней нет огня? Не для того ли, чтобы у того, кто станет прорываться, осталась возможность смалодушничать и в самый последний момент отклониться, избегая контакта
Таня решила, что пролететь нужно точно между двумя полукружьями, не коснувшись ни одного из них и постаравшись подгадать момент, когда пламя ослабеет. Это происходило примерно раз в минуту и продолжалось несколько коротких секунд.
Приготовившись, она стала выжидать момент. Она старалась не думать об огненном полукольце просто как о препятствии, вроде тех, что иногда вывешивал на драконбольном поле Соловей О. Разбойник. «Пустяк, просто арка!» – внушала она себе, сознательно принижая то значение, которое имели дальнейшие ее действия. Это была единственная возможность не поддаться панике.
– Давай! – крикнул вдруг Ягун. – Давай!
Таня взмахнула смычком и помчалась навстречу жару. Круг с опавшим пламенем стал приближаться. Но Таня не совсем угадала время. Контрабас не сделал еще и двух третей пути до круга, а языки пламени уже взметнулись, смыкаясь к центру и оставляя лишь узкую лазейку.
Таня действовала по наитию. Сомневаться или притормаживать было уже поздно.
– Торопыгус угорелус! – крикнула она.
Надрывно загудев струнами, разогнавшийся контрабас рванулся вперед. Несколько мгновений он вполне мог продержаться на скоростном заклинании.
Пламя ослепило Таню. Ей почудилось, что она вся в огне, что ее лицо и руки превратились в сухой жар. На самом же деле пламя лишь лизнуло полировку контрабаса. Таня закрыла глаза, спасая их от огня. А потом контрабас вдруг ухнул вниз, не выдержав торопыгуса.
Когда Таня открыла глаза, темный зал и огненный обруч исчезли. Контрабас лежал рядом. Должно быть, его подхватил Ягун, который стоял тут же с опаленными бровями и красным обожженным носом. Таня с удивлением обнаружила, как похож Ягун на свою бабусю.
Они находились в просторной и светлой зале, убранной не без роскоши. Тяжелая бархатная портьера разделяла ее на две части. Перед портьерой, преграждая им путь, на горе костей помещалось массивное и очень пухлое существо неопределенного пола. У него было две головы – каменная и глиняная. Первая голова была головой старца, вторая – головой молодой женщины. Жирный мягкий торс чем-то напоминал тела богов Древней Индии. Две из четырех его рук лежали на бедрах, две были скрещены перед грудью. Во всей его фигуре была какая-то одутловатая неподвижность.
Ягун попытался обойти существо и заглянуть за портьеру, но так и не смог приблизиться. Расстояние между ними не сократилось ни на сантиметр. И еще одна странность: в какую бы сторону ни устремлялся Ягун – между ним и портьерой все время оказывался двуглавый.
Поняв, что ему не пройти эту залу и за целую вечность, Ягун остановился и беспомощно посмотрел на Таню.
– Тут какая-то пространственная магия. Похоже, мы застряли, – сказал он.
В этот момент голова старца разомкнула губы.