Таня Гроттер и посох Волхвов
Шрифт:
– А-а-а-а! Это он! На фотографии он другой, но там же актер, а этот настоящий… – охнула Пипа и уже окончательно свалилась в обморок.
Халявий колобком скатился у нее с плеч.
– О Древнир!!! Это сам Пуппер! Такие люди и без охраны! – умилился он.
Поняв, кто перед ними, дядя Герман и тетя Нинель задумчиво переглянулись. Их лица мгновенно утратили прежнее брюзгливое выражение, с которым они смотрели на Таню, словно собирались сдать ее в психушку.
– Значит, Гэ Пэ… м-дэ… а мы тут на рамочку для вашего портрета недавно потратились.
– Да и стеклышко, того, треснуло уже… Видно, Пипочка на подушечке не совсем удачно головкой повернулась, – добавила тетя Нинель.
Таня с трудом узнавала своих родственников, так кошмарно они лебезили. Дурневы, хотя в отличие от своей дочери и не были пуппероманами, как люди глубоко практичные, на всякий случай просчитывали новые открывшиеся им возможности. Например, они прикидывали, нельзя ли одолжить у Пуппера денег и потом их не возвращать. То, что дядя Герман и тетя Нинель уже и теперь были ничуть не беднее Пуппера, в расчет не принималось.
– В комнату, в комнату проходите… А ты, Танька, положи свой барабан куда-нибудь в угол, а то с него вода течет. Бери пример с молодого человека! Молодой человек даже в гости со своим веником приходит – вот что значит западная культура! Не то что мы, дубины неотесанные! – распоряжалась тетя Нинель.
– Хи-хи! Может, у него и туалетная бумага своя с собой есть? – не удержался и захихикал Халявий.
Тетя Нинель, продолжая удерживать на лице доброжелательное выражение, ущипнула его. Бедный оборотень подскочил едва ли не до потолка.
– Уйду я от вас – злые вы! – взвыл он.
А дядя Герман уже усаживал Пуппера за стол.
– Салатику? Шампанского?.. Не надо? Ну и правильно! Пьющий подросток – это хуже, чем женщина-начальник! Когда-то в конце восьмидесятых я начинал с маленького ночного магазинчика – так, поверишь ли, ни капли спиртного не продавал детям! Даже сигарет и тех не продавал! Ни-ни, даже себе в убыток! Детям приходилось передавать деньги через сторожа! Он у меня теперь зам генерального по кадрам.
Пуппер схватил бокал шампанского и залпом выпил. Он явно намеревался просить Таниной руки и теперь набирался храбрости. Дядя Герман почти насильно затолкнул в Пуппера несколько ложек салата и похлопал его по щечке.
– Люблю! С первого взгляда люблю! Прям сын родной! Папку-то своего помнишь?.. Сирота? И я, представь, сирота! Как загребли моего фатера за спекуляцию валютой в семьдесят третьем, так и сирота… Потом мне папашка уже из Америки писал! Советником там был по нарушению прав человека, пока зеленая змейка его вконец не зажалила… Дельный был мужичок, весь в меня! – Разглагольствуя, дядя Герман оценивающе поглядывал на Пуппера, прикидывая, не наступил ли момент просить в долг.
Гурий выпил еще бокал шампанского. Потом встал и набрал полную грудь воздуха.
«Ну все! Ноги моей будет просить!» – подумала Таня, внимательно наблюдавшая за ним с другого конца стола.
– Многоуважаемые родственники
– Анекдот не желаешь? – сказал он. – Значит, так, антураж такой: волк несется за зайцем! Заяц забегает к себе в дом и уже едва дышит. Волк ломится в двери и кричит: «Заяц, отдай мне мои пять рублей, а то сожру!» Заяц сползает вдоль двери и говорит: «Какие четыре рубля, не знаю никаких трех рублей, жена, у тебя есть два рубля, дай ему рубль!»
Гурий Пуппер даже не улыбнулся, зато мадам Дурнева перепугалась не на шутку.
– Герман, умоляю! Только не про зайцев! Не надо ничего ушастого! Хочешь, чтобы у тебя случился рецидив? – басом загрохотала она.
– Что, не смешно? Ах да! У вас же там другая валюта! – догадался директор фирмы «Носки секонд-хенд», безуспешно прождав некоторое время реакции иностранца. – Кстати, хотел спросить: банк-то тебя не обманывает? Ежели что, мы этим гоблинам рога-то пообломаем! Двойным учетом и по ушам, по ушам! Они у меня мигом в районную сберкассу младшими операционистами запросятся!
Пуппер решительно встал, заставив подпрыгнуть стол. На щеках у него появились красные пятна. К углу рта прилип кусочек рыбы.
– Я! Я хочу жениться! – выпалил он.
Бывший депутат ничуть не удивился.
– Ну и женись, если больше делать нечего. Только поверь, мой мальчик, наличие жены еще никого не сделало счастливым! – великодушно согласился он.
– Так вы согласны? Тогда я женюсь на Тане! Я прошу у вас ее руки! – еще решительнее произнес Пуппер. Шампанское сделало его смелым.
Тетя Нинель привалилась к стене. Стена выдержала.
– Мамуль! Ты слышала? Эта противная Гроттерша все делает мне назло! – донесся из коридора душераздирающий вопль. Что-то с грохотом обрушилось на пол. Это Пипа, пришедшая было в себя, вновь лишилась чувств.
– Мне только семнадцать! А в моей стране нельзя жениться раньше двадцати одного года без согласия опекунов… А мои опекуны никогда не согласятся! Ни тетя Настурция, ни другая тетя, которая снится магвокатам… Я говорил с ними тысячи раз – они говорят, что Таня гадина и лимитчица… И вообще фамилия у нее подозрительная, – страдая, продолжал самозабвенно бормотать Пуппер. – Я хочу, чтобы у нас с Таней была помолвка! Потом, когда мне исполнится двадцать один (ей тогда будет восемнадцать), состоится свадьба!
– Вот когда исполнится двадцать один, тогда и приходи! Прям в тот же день! – с облегчением закивала тетя Нинель, сообразившая, что это будет совсем еще не скоро. – А пока не хочешь ли пригласить нашу Пипочку в кино? Девочка будет просто счастлива. Говорят, вышел на экран очень хороший фильм – «Гэ Пэ и узник Таракана»… Айседорка Котлеткина уже ходила, и ей очень понравилось. Она рыдала в голос, когда узник Таракана гонялся за Гэ Пэ. Правда, потом оказалось, что это был совсем не тот, на кого думали, но билетов в кассу все равно обратно не принимали…