Тарантул (худ. А. В. Яркин)
Шрифт:
– Погоди, – остановил он приятеля. – Надо сориентироваться.
Вытащив из кармана листок бумаги, Степа огляделся. Карта, нарисованная Трифоновым, была проста. Вот тропинка, поворот, белый крест. Там кустарник… Все верно. Где-то здесь нужно поставить западёнки, а там тайник.
– А ты не боишься, Саша? – спросил он, пряча карту.
– А чего бояться?
– А покойников. Вылезет какой-нибудь из могилы да как за ногу сцапает! «Зачем сюда пришли, голубчики? Идемте-ка со мной!»
– Брось ты языком трепать. Насчет покойников я уж тебе говорил… – начал Саша, но
– Что такое?
– Тихо! Слушай…
Степа завертел головой по сторонам, затаил дыхание, но ничего не увидел и ничего, кроме шума ехавшей за складами машины, не услышал.
– Жуланы, – зашептал Сашка. – Целая стая.
– Какие жуланы?
– Ну снегири… Близко… Слышишь?
– Ничего я не слышу.
– Эх ты… «Покойники, покойники»! – передразнил Саша Степу. – А птиц не слышит… Ого! А это лазоревка*. Давай скорей! Пухляк ее приманит.
– Не торопись. Немного дальше разложимся, – сказал Степа, видя, что Саша намеревается развязывать мешок.
– Улетят же…
– Куда они улетят? На Невский, что ли? Идем, идем.
Свернув на малохоженую тропинку, птицеловы углубились в заросли и здесь, между двумя склепами, нашли удобное место.
Сашка знал свое дело в совершенстве, и в другое время Степа мог бы многому у него научиться. Но сейчас голова его была занята совсем другими мыслями, и он мало интересовался тем, куда ставить западёнку, как ее настораживать, как расчищать место для тайника. Не слушая Сашкины пояснения, он механически помогал. Держал, когда надо было что-нибудь держать, вбивал колышки, а сам смотрел во все глаза. Тропка через кладбище находилась в стороне, но идущие по ней люди были хорошо видны. Прошла женщина, затем двое мужчин, снова женщина, а сзади нее старуха. Никто из них никуда не сворачивал.
Наконец западёнки и тайник были поставлены, и в ожидании птиц ребята устроились между склепами. Сидели тихо, неподвижно, прислушиваясь к доносившимся отовсюду звукам. Степа слышал голоса изредка проходивших по кладбищу людей, глухие удары артиллерийской стрельбы, шум и гудки бегущих по Шлиссельбургскому шоссе машин, далекие свистки паровоза. Саша ничего этого не слышал. До его слуха доносились только птичьи голоса. Две синички в разных концах кладбища без умолку перекликались, но пухляк, посаженный для приманки, почему-то упорно молчал. Стайка снегирей куда-то исчезла, и, как ни вслушивался Сашка в окружающую тишину, не мог обнаружить их характерного свиста.
– Что вы тут делаете?
Вздрогнув от неожиданности, ребята оглянулись. Перед ними стоял высокий плотный мужчина в очках. На нем была надета шапка финка, пальто, сапоги. На плече висел противогаз.
«Тот самый, что на фотографии, – подумал Степа. – Откуда он взялся? Из-под земли, что ли?»
– Ну! Я вас русским языком спрашиваю: что вы тут делаете?
Сашка хотел было начать объяснения, но Степа дернул его за рукав.
– А тебе какое дело? – огрызнулся он.
– Если спрашиваю, значит, дело есть!
– Птиц ловим, не видишь, что ли! – грубо ответил Степа. – Привязался тоже!..
– Уходите отсюда. Живо! Здесь нельзя ловить! –
– А ты кто такой? Чего ты пристаешь! – вызывающе громко заговорил Степа.
– Я сторож, – значительно спокойнее и тише сказал мужчина.
– Не ври! Никаких тут сторожей нет.
На тропинке показались трое мужчин. Почувствовав, что незнакомец избегает скандала, Степа заговорил еще громче.
– Мы тебе мешаем? Чего ты привязался? Кто тебя уполномочил? Начальник какой нашелся!
– Не кричи! – как можно внушительнее сказал мужчина. – Я же тебя не трогаю.
– Не трогаю! А ну попробуй тронь… Ну, тронь… Попробуй!
Неизвестно, чем кончилось бы это столкновение, но в этот момент хлопнула западёнка. Сашка вскочил:
– Степка! Есть!
– Что есть?
– Лазоревка попалась!
– Ну да?
– Не слышал, что ли? Бежим!
Забыв обо всем, ребята бросились через кусты. Действительно, в западёнке кроме пухлячка прыгала другая птичка.
– Клетку-то забыли. Принеси скорей! – крикнул Сашка, пробираясь через заросли.
Степа повернул назад. Огибая большой склеп, за которым они притаились, с беспокойством подумал об оставшихся там вещах: «Украдет, чего доброго, или разломает».
Мужчины на месте не оказалось. Странно. Только что был тут – и вдруг нет. Провалился сквозь землю… Степа залез на большую могильную плиту, откуда хорошо было видно далеко кругом, и огляделся. Мужчина исчез.
«Не успел же он уйти, – подумал Степа. – А может, спрятался за деревом или за крестом и следит. Тогда надо быть осторожным. Сделать безразличный вид».
Приняв такое решение, Степа соскочил с плиты, вытащил из мешка клетку и, беззаботно посвистывая, отправился к Сашке.
23. КОРРЕКТИРОВЩИК
Свист… удар… взрыв! Свист… удар… взрыв!
Снаряды рвались на улицах, пробивали стены домов, шлепались в Неву и поднимали столбом воду. Советская артиллерия отвечала с окраин города, и гул канонады все нарастал.
На левом берегу реки, недалеко от Литейного моста, у ворот дома стояли две девушки с красными повязками на рукавах. Им было страшно. Визг снарядов, треск разрывов, гул, грохот… Казалось, что война ворвалась в центр города. Но они были дежурными МПВО и не уходили с поста. Каждый раз, когда в воздухе появлялся противный, скребущий по сердцу свист приближающегося снаряда, они плотно зажмуривали глаза и замирали.
Удар… взрыв!.. Девушки съеживались, приседали. Затем глаза их открывались, и кроме пережитого страха в них горело любопытство и радость. Опять мимо!
А по Литейному мосту двигались танки, наполняя воздух могучим рычанием моторов. И ничто не могло остановить их: ни яростный обстрел, ни близкие разрывы. Девушки понимали, что танки идут на передний край, чтобы разорвать железное кольцо блокады и прогнать фашистов с родной земли.
В нише каменного забора, недалеко от девушек, стоял человек с поднятым воротником, с большим, туго набитым портфелем под мышкой. Глубоко засунув руки в карманы, он тоже наблюдал за проходившими по мосту танками.