Тарра. Граница бури
Шрифт:
Архипастырь долго не мог оторвать взгляда от изображения. Наконец он резко повернулся:
— Брат Парамон, я прошу вас забыть об этой гравюре. Я позабочусь, чтобы никто, вы слышите, никтои никогдаее не увидел. И, кстати, почему в вашем каталоге она не числилась ни под литерой «Ж», ни под литерами «К» и «Р»?
— Ваше святейшество, она принадлежала ее святейшеству Циале и была ею собственноручно зарегистрирована
— Такие дела, Рене, — тихо сказал эльф. — Уанн, лучший из живущих магов, что б там ни говорил Примеро и его дружки, по каким-то лишь ему ведомым причинам наблюдал за Архипастырем и подслушал этот разговор. Старик, конечно, что-то скрывает, но и сказанного вполне достаточно, чтобы добиваться встречи с Архипастырем.
Рене Аррой молчал, прикрыв глаза. Возможно, он и был поражен, но на породистом лице не дрогнул ни один мускул.
— Филипп тебя примет, но сначала надо понять, что творится под нашим носом. Что со Стефаном?
— Для начала скажи — если ты столкнешься с чем-нибудь, что можно объяснить только чудом…
— Если других объяснений не будет, соглашусь на чудо.
— В таком случае придется согласиться с тем, что Стефан стал жертвой колдовства, но колдовства, совершенно чуждого человеческому или нашему. Гоблины и сурианская нелюдь здесь также ни при чем. Я никогда не сталкивался ни с чем подобным. Разговоры о простуде или простой порче — бред. Говорю как медик и маг.
— При этом Стефко не может ходить, а болезнь медленно, но верно его догрызает…
— …и по ночам ему снятся кошмары, которые он не помнит. Я заглянул в сознание Стефана. С его разрешения, разумеется. Обычно ужасы гнездятся в нас самих, но у твоего племянника удивительно твердая и ясная душа. В ней нет ни злобы, ни безумия. Я нашел едва заметные следы эльфийской памяти крови — кто-то из его, а может, и твоих предков был Светорожденным; самой же сокровенной тайной принца является любовь к дочери Годоя.
— Это как раз ни для кого не тайна, хоть мне его и не понять… Такая женщина может вызвать жалость или удивление, но никак не любовь.
— Стефан ее любит. Но к его болезни бедняжка не имеет никакого отношения.
— Ты все же недоговариваешь…
— Скорее, готовлю к «приятной» новости. Я усыпил Стефана, и… вот тут-то я и поймал их за хвост. Когда принц уснул, его сознанием и его телом тотчас же попробовала овладеть какая-то сущность, непонятным мне образом вцепившаяся в его астральное естество. Это нечто до такой степени чужеродное, что я едва его не упустил. Оно пытается полностью подчинить Стефана…
— И? — Украшенная браслетом рука с треском переломила изящный стилет.
— Единственным объяснением болезни я считаю то, что принц, сам того не понимая, противится превращению в чудовище, несущее гибель всему, что он любит. Потому-то он и дал своему телу не осознанный им самим приказ — «умри!». Стефан жертвует собой, как если бы он, будучи болен чумой, бросился в костер, чтобы предотвратить эпидемию. Повторяю, твари не повезло: у принца слишком сильная воля, он умрет, но не подчинится…
— Похоже на правду. Что будем делать?
— Я постарался воздействовать на эту тварь всеми имеющимися у меня средствами, но это то же, что идти с таким ножичком, — эльф тронул пальцем останки стилета, — на медведя.
Герцог оценивающе сощурил глаза:
— Ну, если сразу вогнать куда нужно…
— Я постарался сделать именно это, но я боюсь. Откуда «оно»? Как и почему прицепилось к Стефану? Одно или нет?
— Это не могут быть те самые демоны, которых вроде бы наловчилась изгонять Церковь?
Роман с отвращением махнул рукой:
— Если сравнивать это… эту сущность с голодными духами, которые сдуру вселяются в людей, можно додуматься до того, чтобы переплыть море в дырявом тазу…
— Извини, я не разбираюсь в таких делах.
— Это ты извини. Как ни странно, в чем-то ты прав — церковный обряд не помешает, но больше всего я надеюсь на Стефана. Я рассказал ему все, он меня понял и мне поверил. Теперь вся его воля будет направлена на то, чтобы удерживать тварь на цепи. Кроме того, я объяснил твоему племяннику, как запоминать сны. Узнай мы, отчего Стефан кричит ночами, мы многое поймем… Сейчас главное — выяснить, что это за мразь… Знаешь, Рене, судьба принца вполне может быть наказанием роду людскому, о котором вещали все, кому не лень. Что могло бы произойти, окажись Стефан человеком слабым, мне и подумать страшно!
— Тебе надо задержаться тут и понаблюдать за этой тварью, а заодно и за остальными жителями сей обители. Если мне не изменяет память, всяческие, как ты говоришь, «сущности» впиваются в человека или когда тот сам по глупости их вызывает, или же когда их на него натравят…
— Вижу, ты не тратил времени зря на таинственных островах. Конечно, попробуем разобраться. Кому мог мешать Стефан? Почему эту тварь спустили именно на него?
Рене помолчал, видимо обдумывая, с чего начинать.
— Я расскажу тебе сперва, что знаю, а потом — что думаю. Королю Марко зимой исполнилось шестьдесят три. Я знаю его тридцать с лишним лет. Первый раз я увидел таянца, когда сопровождал Акме в Гелань. — Аррой на мгновение запнулся. — Мужа сестра никогда не любила, но, насколько мне известно, была ему верна. Марко жену обожал, у них родилось три сына и две дочери. Принца Марко и принцессу Илану ты видел.
— Удивительная девушка…
— Ланка — любимица отца и братьев и совсем не похожа на покойную сестру. Лара была мягче, нежнее, а Ланка удалась в отца — своенравна и готова постоять за свое счастье. Она предпочитает гонять дичь по лесам, а не кокетничать в дворцовых залах, и не мне ее за это судить. Я в ее годы двор тоже не любил. Осенью я увезу Илану в Идакону, она станет великой герцогиней Эланда, хотя заслуживает лучшей участи. Мой племянник слишком много пьет и слишком мало думает, чтобы быть достойным такой жены. С другой стороны, Ланка достаточно умна, она будет хорошей герцогиней…