Тарзан и люди-леопарды
Шрифт:
Тарзан поманил Нкиму за собой, но обезьянка не шла ни в какую.
– Здесь Нума, – захныкал Нкима, – и не один, а с братьями и сестрами. Они караулят маленького Нкиму, чтобы съесть его. Нкиме страшно.
– Тогда оставайся здесь. Поймаю Ваппи и сразу вернусь.
– Нкима боится оставаться один. Тарзан укоризненно покачал головой.
– Нкима жуткий трусишка, – сказал он. – Делай как знаешь. Тарзан идет на охоту.
Человек-обезьяна бесшумно скользнул в высокую траву, а Нкима схоронился на высоком дереве, выбрав меньшее из двух зол.
Обезьянка глядела вслед Тарзану, уходящему по огромной равнине, где обитают львы, и ее била дрожь, хотя и стояла жара.
Человек-обезьяна стал обходить валуны, делая большой крюк, но даже на таком расстоянии запах львов забивал собой все остальные. Уверенно шел вперед Тарзан, не ведавший страха. Но вот когда он был на полпути до стада, которое мирно паслось, не подозревая об опасности, слева вдруг раздалось сердитое хриплое рычание льва. Так лев рычит, предупреждая о нападении. Тарзан вовсе не искал ссоры с Нумой. Все, что он хотел, – это добыть антилопу и уйти восвояси. Свернув вправо, он наметил дерево футах в пятидесяти на тот случай, если нападет лев и придется искать убежище, правда, он не верил, что такое может случиться. Он не даст Нуме повода для нападения.
В следующий миг порыв ветра донес до него сигнал опасности – запах Сабор, львицы, и Тарзан понял, что наткнулся на львов в брачный период. А это означало, что нападение неизбежно, ибо в это время лев нападает без малейшего повода.
До дерева оставалось футов двадцать пять. За спиной взревел хищник.
Мгновенный взгляд назад на заколыхавшиеся верхушки трав открыл Тарзану всю серьезность опасности. Нума готовился к атаке!
Еще секунду назад никого не было видно, и вдруг поднялась огромная голова с темно-бурой гривой. Тарзан рассердился. Его хотели обратить в бегство, но одно дело – достойное отступление, продиктованное осторожностью, а совсем другое – паническое бегство. Мало кто мог бы поспорить в быстроте с Тарзаном, к тому же, у него было двадцать пять футов форы. Он мог достичь дерева раньше льва, но даже не ускорил шага. Вместо этого он круто повернулся навстречу рычащему зеленоглазому чудовищу. Под смуглой кожей стальными пружинами напряглись мускулы, державшая копье рука резко откинулась назад, затем, вобрав всю силу мышц, всю энергию могучего тела, резко рванулась вперед.
Словно из пушки, вырвалось из его руки тяжелое боевое копье утенго. И лишь тогда Тарзан из племени обезьян повернулся и побежал, но бежал не из-за какого-то одного льва. Он увидел, что вслед на Нумой мчится Сабор, а за ней тут и там колыхалась трава под напором бегущих львов. Тарзан из племени обезьян поспешил спастись от неминуемой мгновенной смерти.
Копье оборвало жизнь атаковавшего хищника, и в считанные доли секунды, в которых заключается жизнь или смерть, человек-обезьяна взлетел на заветное дерево, едва успев поджать ноги и тем спастись от острых когтей льва.
Оказавшись в безопасности, Тарзан обернулся и посмотрел вниз. Там в предсмертной агонии огромный Нума рвал древко копья, пронзившего ему грудь. Чуть поодаль показалась львица в обществе шестерых львов, а вдалеке вскачь уносились зебры и антилопы, вспугнутые львиным рыком.
Как известно, нападающую львицу невозможно остановить, и, пытаясь стащить человека вниз, она полезла вверх по стволу. Передней лапой зацепившись за нижний сук, она повисла, и, не найдя опоры для своего тяжелого тела, сорвалась вниз. Оказавшись на земле, она обнюхала своего мертвого супруга и стала кружить под деревом. Шестерка львов, разгуливавших поблизости, присовокупили свой сердитый рев к рычанию львицы, меж тем как глядевший на них сверху человек-обезьяна тоже рычал, оскалив зубы, выражая свое недовольство. А в полумиле от этого места на самой верхушке дерева пронзительно кричала маленькая обезьянка.
Целых полчаса кружила Сабор под деревом, сторожа Тарзана. Ее желтовато-зеленые глаза горели ненавистью и злобой. Затем львица легла возле тела своего погибшего супруга, а шестеро львов, сев на задние лапы, поглядывали то на Сабор, то на Тарзана, то друг на друга.
Тарзан из племени обезьян с тоской проводил взглядом свой убегающий обед и стал смотреть в сторону леса. Теперь он был голоден, как никогда. Даже если бы львы и убрались, позволив ему спуститься на землю, он был бы столь же далек от обеда, как и проснувшись поутру. Он стал обламывать ветки и сучья и швырять их в львицу, пытаясь прогнать ее, ибо знал, что если она уйдет, то львы уберутся вслед за ней, но Сабор лишь яростно рычала и не собиралась покидать своего убитого спутника жизни.
Так прошла оставшаяся часть дня. Настала ночь, а львица все еще находилась возле погибшего супруга. Тарзан корил себя за то, что оставил в лесу лук и стрелы. С ними он убил бы львицу, а остальные хищники разбежались бы. Теперь же он ничего не мог сделать, разве что бросать бесполезные ветки и ждать.
Он старался угадать, сколько ему предстоит просидеть на дереве. Львица уйдет, когда проголодается, но когда это произойдет?
По величине брюха и по запаху дыхания человек-обезьяна определил, что она плотно поела, причем недавно.
Тарзану пришлось покориться своей участи. Убедившись в том, что ветками Сабор не прогнать, он прекратил бессмысленное занятие, ибо был не из тех, кто досаждает хищнику, чтобы выместить на нем свою досаду. Вместо этого он устроился поудобнее среди ветвей и уснул.
В то же время возле самой опушки леса свернулась в малюсенький, как можно менее заметный клубочек перепуганная обезьянка и молча страдала. Она боялась шелохнуться, чтобы не привлечь внимания пантеры Шиты неосторожным звуком. Обезьянка была убеждена в том, что рано или поздно Шита обнаружит ее и съест. Только к чему самой торопить неприятную развязку?
Взошло солнце, а Нкима все еще оставался жив, чему несказанно удивлялся, не веря в собственное везение. Должно быть, Шита просто не заметила его ночью, но теперь, при свете дня, непременно обнаружит. Правда, зверька немного утешала мысль о том, что днем он сумеет заметить Шиту раньше, чем та заметит его, и успеет задать деру. По мере того, как солнце поднималось над горизонтом, поднималось и настроение Нкимы, и все же он сильно горевал из-за того, что Тарзан не возвращается. Со своего места Нкима видел, что его хозяин продолжает сидеть на дереве там, на равнине, и недоумевал, почему Тарзан не спускается и не идет к малышу Нкиме.
И хотя обезьянка видела собравшихся под деревом львов, она и представить не могла, что они-то и не дают Тарзану вернуться. У Нкимы просто не укладывалось в голове, что на свете есть такой враг, которого Тарзан не смог бы одолеть.
Тарзан уже начал злиться. Казалось, львица никогда не уйдет. Ночью несколько львов уходили на охоту и теперь приволокли с собой тушу задранного ими животного, у которой тут же улегся один из хищников.
Тарзан надеялся, что добыча отвлечет Сабор, но хотя запах крови был очень сильный, львицу он не соблазнил.