Тарзан неукротимый
Шрифт:
– Штаб, – прошептал он. – Дальше вам не пройти незамеченным, вокруг много солдат.
Тарзан понял, что вдвоем с негром он не сможет продолжать свой путь. Он повернулся, посмотрел на своего проводника, как бы размышляя, что с ним делать.
– Ты помогал распинать Васимбо-вазири? – спросил он тихим зловещим шепотом.
Негр задрожал, колени его подкосились.
– Он приказал нам сделать это! – взмолился чернокожий.
– Кто? – потребовал Тарзан.
– Младший лейтенант фон Госс, – ответил солдат. – Он тоже здесь.
– Я его найду! – мрачно пообещал Тарзан и вновь обратился к пленному: – Значит, ты помогал распинать вазири, и пока тот страдал, ты смеялся?
Негр задрожал, предчувствуя в этом вопросе свой смертный приговор. Тарзан без звука схватил его за шею, стальные мускулы напряглись, и тело чернокожего солдата, словно выброшенное катапультой, отлетело в сторону. Человек-обезьяна двинулся к штабу генерала Крафта.
Единственный часовой преграждал путь Тарзану. Повелитель джунглей полз к нему, искусно маскируясь, замирая, когда тот смотрел в его сторону, и продолжая движение, когда часовой отворачивался. Когда солдат повернулся к нему спиной, Тарзан вскочил и бросился на него. Все произошло мгновенно и бесшумно.
Нижний этаж здания был освещен, верхний – погружен в темноту. Через окно Тарзан разглядел большой зал. Тут было много офицеров, одни прохаживались и разговаривали, другие сидели над картами, делая какие-то пометки. Окна были открыты, и человек-обезьяна мог слышать, о чем говорили офицеры. В основном речь шла о немецких успехах в Африке и о том, когда же германские войска в Европе войдут в Париж. Много говорилось о Бельгии, ее ругали, не стесняясь в выражениях.
В маленькой комнате, двери которой выходили в зал, за столом сидел крупный краснолицый мужчина. Несколько офицеров стояли за его спиной, а перед столом вытянулись двое подчиненных, с которыми генерал беседовал. Разговаривая, генерал забавлялся со стоящей перед ним керосиновой лампой, то придвигая ее к себе, то отодвигая.
Вдруг раздался стук в дверь, и в комнату вошел адъютант. Он козырнул и доложил:
– Прибыла фрейлейн Кирчер, мой генерал!
– Просите, – приказал генерал, давая знак офицерам, стоящим перед ним, покинуть помещение. Фрейлейн столкнулась с ними в дверях. Оставшиеся офицеры при виде фрейлейн отдали честь, а она в ответ слегка склонила голову в знак приветствия и улыбнулась. Это была очень красивая девушка. Даже грубая замызганная после длительного пребывания в седле одежда и засохшая грязь на лице не могли скрыть того факта, что она очень молода, лет девятнадцати, не более. Фрейлейн подошла к столу, за которым сидел генерал и, вынув из внутреннего кармана бумагу, протянула ее генералу.
– Садитесь, фрейлейн, – предложил генерал. Офицер пододвинул стул. Пока генерал читал бумагу, никто не проронил ни слова. В это время Тарзан изучал офицеров в комнате. Он решил, что один из них вполне мог быть гауптманом Шнайдером, поскольку двое из присутствующих имели звание капитана. Девушка, как ему представлялось, была шпионкой и служила в отделе разведки. Ее красота оставила Тарзана равнодушным. Она была немкой, и этого вполне хватало, чтобы без сожаления свернуть ей шею. Но Тарзану нужен был гауптман Шнайдер. Наконец генерал отодвинул бумагу.
– Хорошо, – сказал он девушке, затем приказал одному из адъютантов: – Пошлите за майором Шнайдером.
«Майор Шнайдер?!» – Тарзан почувствовал, как короткие волосы у него на затылке поднялись. – «Они повысили эту скотину в звании. Убийцу! Несомненно, они повысили его в звании за это самое преступление!»
Адъютант вышел из комнаты, а остальные начали общий разговор, из которого Тарзан понял, что немецкие войска в Африке значительно превосходят британские и что последние испытывают немалые затруднения.
Человек-обезьяна затаился в кустах, наблюдая за происходящим в комнате и оставаясь невидимым для присутствующих. В то же время он был укрыт от случайных взглядов тех, кто мог бы подойти к посту. Часового он прикончил, но каждую минуту ждал смену. Появление караула означало обнаружение исчезновения часового, и Тарзан понимал, что за этим последуют немедленные и тщательные поиски.
Он с нетерпением ожидал появления человека, которого так упорно разыскивал, и, наконец, ожидание было вознаграждено. В комнату вошел адъютант, сопровождаемый офицером среднего роста с лихо подкрученными вверх кончиками усов. Вошедший подошел к столу, отдал честь и отрапортовал генералу. Тот ответил на приветствие и повернулся к девушке.
– Фрейлейн Кирчер, позвольте представить – майор Шнайдер!
Тарзан не стал больше слушать. Уперевшись ладонями в подоконник, он метнулся в самую гущу опешивших офицеров. Одним прыжком он достиг маленькой комнаты и, схватив керосиновую лампу, бросил ее прямо в жирный живот генерала. Героически пытаясь избежать кремации, генерал откинулся назад и, цепляясь за стол, упал вместе с ним. Все, что стояло на столе, оказалось неплохим горючим. Двое адъютантов кинулись на Тарзана. Человек-обезьяна сгреб в охапку одного и швырнул его во второго.
Девушка вскочила со стула и прижалась к стене. Офицеры звали охрану на помощь. Но все внимание Тарзана было сосредоточено лишь на одном человеке, его он ни на секунду не упускал из виду. Освободившись на мгновение от нападавших, Тарзан схватил майора Шнайдера, перебросил его через плечо и выскочил из окна так быстро, что пораженные и онемевшие от неожиданности немцы вряд ли сумели понять суть произошедшего.
Бросив мимолетный взгляд, Тарзан заметил, что пост часового все еще пустовал. Спустя мгновение человек-обезьяна и его ноша оказались в густой тени стога.
Майор Шнайдер не издал ни звука по той простой причине, что его горло было сжато стальными пальцами. Только теперь Тарзан ослабил хватку и дал возможность пленнику вздохнуть.
– Если вы хотя бы пикнете, я задушу вас! – предупредил его Тарзан.
Соблюдая все меры предосторожности, не торопясь, человек-обезьяна погнал пленника прочь из лагеря. Наконец миновали последний пост, затем пересекли железнодорожное полотно, тут Тарзан почувствовал себя в безопасности. Немец угрожал, умолял, задавал вопросы, но единственным ответом был очередной укол копья Тарзана. Повелитель джунглей гнал его вперед, как гнал бы борова, с той лишь разницей, что к борову он относился бы с большим сочувствием.