Тать на ваши головы
Шрифт:
Вольготная жизнь закончилась на третий день. С утра бабуля решила-таки выйти, потому что у нас заканчивались припасы. Мне строго-настрого было наказано сидеть дома, но кое-кто решил иначе.
— Не пойду, — шипела я, с трудом удерживаясь от воплей.
Но кто интересуется мнением котенка, которого тащат за шкирку? Привстав на цыпочки, попыталась отцепить от своей куртки вредную плеть. Бесполезно. Меня приподняли над землей, назидательно встряхнули и потащили за калитку.
Нет слов — одни непечатные выражения. Главное, ругаться бесполезно, ибо в одни ворота. Плющ на мои ругательства не реагировал, хранил глубокое молчание и, похоже, вообще
На упрямстве развернулась было обратно, но калитку захлопнули перед носом. Ясненько, доводы бесполезны перед грубой силой.
Медленно пошла от дома, кутаясь, глубже натягивая капюшон и представляя свой портрет на доске разыскиваемых преступников. Главное, когда не знаешь, что и как нарушила в чужом мире, сроки себе выписываешь максимальные. Уверена, принципы гуманизма здесь еще не популярны. Они больше для сытых и благополучных стран характерны. А тут?
Впрочем, тут было неплохо. Я бы сказала, недурственно после трущоб. Больше на пригород похоже, чем на настоящий город. Много одноэтажных домиков с участками, садами, людей мало, лавок почти нет, зато раздолье живности, подбирающей что-то в канавах. От чавкающей кабаносвиньи с метр в холке я поспешно перешла на другую сторону улицы: показалось, что взгляд маленьких черных глазенок из-под щетинистой челки транслировал мне угрозу. Под ногами суетились птицы трех видов, высовывались из-за забора грязные мордашки ребятни, ярко светило солнце. Словом, почти пастораль. Если бы не одно «но». Я в нее не вписывалась: здесь предпочитали открытые лица и честные взгляды, и на меня, завернувшуюся в плащ теплым солнечным днем, косились с неодобрением, точно у меня пара стволов под одеждой припрятана.
Прошла какое-то время под конвоем, когда начали попадаться дома побогаче. С удивлением отметила их схожий дизайн: синие ставни на окнах, синие крыши, синие верхушки заборов, синие коврики у дверей — неожиданно много синих элементов. Тихо, мирно, безопасно. Наверное... А у меня на запястье дурной плющ с непонятными намерениями. Да и шла я не сама по себе, меня направляли, сжимая руку, если поворачивала не туда. Живой GPS-навигатор, одним словом.
Район сменил свой облик на заброшенный: заколоченные окна домов, поваленные заборы, какие-то развалины среди буйной растительности; я точно шагнула в прошлое. Даже странно - рядом, на соседней улице, люди, повозки, детвора носится, а здесь словно печать забвения и тишина. Лишь перекличка птиц над головой и возня мелкой живности в густой, порядком пожелтевшей траве.
Внезапно меня потянули к дыре в заборе, которую явно оставили, выломав доски наружу. Да-да, именно наружу, потеряв на сучке окровавленный кусок светлой ткани.
Естественно, я уперлась. Чужая кровь — весомый аргумент, да и лезть в заброшенный дом, еще и в сомнительной компании — так себе удовольствие.
Мое сопротивление подавили привычным способом — за шкирку.
— Я тебе кто? — пыхтела, пытаясь волокущимися ногами цепляться за землю, но резиновые сапоги лишь скользили по траве. — Мебель? Захотел — переставил.
Меня тащили молча, не прислушиваясь к аргументам. Точно, мебель. Понять бы еще, в какой угол меня желают поставить.
Дом постепенно вырастал из-за бурьяна и
Мне стало нехорошо от такой догадки, потому как обитать в заброшенном особняке мог кто угодно, да и бывшие хозяева, вполне возможно, озаботились защитой, а мы премся туда с такой наглостью, будто нас хлебом-солью встречать будут.
Плющ распахнул дверь, втащил меня, бормочущую ругательства — подозреваю, выглядела я жалко, — внутрь, еще и под зад подпихнул так, что носом чуть пол не вспахала.
Остановилась в холле, попыталась принять независимый вид свободного человека. Огляделась: пыльно, заброшенно, темновато — солнечный свет полосками ложился на грязный пол, просачиваясь из щелей в досках. И здесь явно шел бой: щепки от мебели, оборванные шторы, осколки стекла на полу, веревка, тоже в пыли. Вешать на ней кого-то хотели, что ли? Не узнать теперь.
Прошлась взглядом дальше: на второй этаж вела лестница. Туда меня, свободного человека, и подпихнули под зад. И как-то плевать стало на обитателей этого дома, живых или мертвых, потому как трудно одновременно и злиться, и бояться. А сейчас я не просто злилась, я была в ярости!
— Знаешь, я тебе благодарна за спасение от Чиполлино, но всему есть предел. Нельзя меня брать и молча тащить куда-то, понял? Может, я не хочу?
Плющу, естественно, было плевать на мое желание, и как-то благодарность моя к нему исчезла. Совсем.
Встала на первую ступень, с тоской посмотрела наверх. Идти туда не хотелось, потому как мой первый опыт общения с плющом закончился обрушением часовни. Выжить в рушащемся особняке будет сложнее.
«Это она?» — вдруг прошуршало в моей голове. Голос был весьма похож на змеиное шипение и явно не принадлежал человеку.
Я замерла, а потом медленно, холодея от ужаса, оглянулась.
— Мама! — плюхнулась на зад, задирая голову.
Надо мной завис вихрь, только он был крупнее, мощнее и страшнее, чем плющ. Вдобавок двигался совершенно беззвучно. И внутри все та же проступающая между вращающихся кругов темнота, от которой мое горло сжал спазм панического ужаса.
«Мелкая какая-то, — искренне посетовали в голове, добавив огорченно: — Еще и страшная».
Вот это «страшная» отрезвило. Я отмерла, поняла, что в носу нестерпимо свербит — вихрь поднимал скопившуюся пыль в воздух точно метла, — и оглушительно чихнула. А еще поняла, что зря я веревочку для висельника предполагала, вот она, передо мной, круги наворачивает, аж тошнить от вращения начинает.
Но потом все перекрыло осознание: со мной говорят! По-русски. Хотя вряд ли. Не важно, на каком языке, главное — говорят!
«Слушай, она так на меня смотрит, словно видит», — прошуршало удивленно.
Я склонила голову.
«Хм, точно видит», — сделали вывод, а потом вихрь опал, трансформировавшись в веревку, которая закачалась перед моим лицом на манер «кобра дома, и кобра удивлена».
— Еще и слышу, — сдавленно заверила я веревку.
Та от шока аж опала, потом снова поднялась.
«Как такое может быть?» — потрясенно спросили явно не у меня. На полу зашевелилась кучка жухлого плюща, и вот могу поклясться, что они друг друга прекрасно понимали, а я почему-то могла слышать лишь веревку.