Татарская пустыня
Шрифт:
– Как? Вон там уже и вершина? – спросил лейтенант с едва уловимой иронией, которой капитан, конечно же, не заметил.
– И десяти метров не будет, – кипятился капитан. – Черт побери, мне ли их не одолеть! Да я…
Его прервал чей-то дерзкий голос сверху; над краем невысокой стенки показались две головы.
– Добрый вечер! – крикнул, улыбаясь, один из незнакомцев, повидимому офицер. – Хочу предупредить: здесь вам не подняться, нужно идти по хребту!
Оба исчезли; до стоящих внизу доносилась лишь неразборчивая
Монти позеленел от злости. Значит, все кончено: северяне захватили и вершину. Капитан, не обращая внимания на продолжавших подходить снизу солдат, опустился на обломок скалы, лежавший на карнизе.
Вдруг повалил снег – густой и тяжелый, совсем как зимой. И кто бы мог подумать – за несколько минут щебенка, покрывавшая карниз, стала совсем белой, тогда как все остальное погрузилось в темноту.
Никто и представить себе не мог, что ночь наступит так внезапно.
Солдаты как ни в чем не бывало развернули свои скатки и укрылись шинелями.
– Вы что делаете, черт вас побери! – взорвался капитан.– Немедленно свернуть шинели! Уж не собираетесь ли вы проторчать здесь всю ночь? Будем немедленно спускаться.
– С вашего позволения, господин капитан, – возразил Ангустина, – до тех пор, пока те находятся на вершине…
– Что-что? Что вы хотите этим сказать? – вскинулся капитан.
– По-моему, нельзя возвращаться назад, пока северяне там, на вершине. Да, они добрались туда первыми, и нам здесь делать уже нечего, но как это может быть истолковано?!
Капитан ничего не ответил и минуту-другую ходил взад-вперед по карнизу. Потом сказал:
– Теперь и они наверняка уберутся отсюда, на вершине в такую погоду еще хуже, чем здесь.
– Господа! – раздался голос сверху, и над кромкой стены показалось уже четыре или пять голов. – К чему все эти церемонии, беритесь за веревки и поднимайтесь сюда, в такую темень по крутому склону вам все равно не спуститься!
С этими словами они сбросили два толстых каната, чтобы с их помощью отряд из Крепости мог одолеть короткую стенку.
– Спасибо, – язвительным тоном ответил капитан Монти. – Спасибо за внимание, но мы уж как-нибудь сами о себе позаботимся!
– Ну, дело ваше! – крикнули сверху. – Но веревки мы тут оставим, как знать, может, они вам все-таки понадобятся.
Наступило долгое молчание. Лишь с тихим шорохом сыпал снег да время от времени кто-нибудь кашлял. Видимости не было почти никакой: едва-едва просматривался подсвеченный красноватым светом фонаря край поднимавшейся над ними стенки.
Солдаты Крепости, накинув шинели, тоже стали зажигать фонари.
Поднесли фонарь и капитану.
– Господин капитан, – устало произнес Ангустина.
– Что еще?
– Господин капитан, а не перекинуться ли нам в картишки?
– К дьяволу ваши картишки! – ответил Монти, прекрасно понимавший, что этой ночью им отсюда уже не выбраться.
Не говоря ни слова, Ангустина вынул колоду из сумки капитана, доверенной одному из солдат, разостлал на камне край своей шинели, поставил рядом фонарь и стал тасовать карты.
– Давайте сыграем, господин капитан, даже если вам не хочется.
Только теперь Монти понял, что имел в виду лейтенант: ведь на них смотрят северяне и еще небось насмехаются; выходит, надо играть.
Солдаты устроились у самой стенки, в небольшой впадине, и с веселым смехом принялись за еду, а оба офицера, сидя на открытом месте, под снегом, стали играть в карты. Позади них возвышалась отвесная стена, под ними чернела пропасть.
– Так его, всухую, не давать ему взяток! – крикнул кто-то сверху насмешливо.
Ни Монти, ни Ангустина не подняли головы, делая вид, будто очень увлечены. Но капитан играл неохотно, со злостью шлепая картами по шинели. Тщетно Ангустина пытался подзадорить его:
– Вот это да, два туза подряд… а эта взятка моя… признайтесь, трефового-то вы проморгали…
Время от времени он даже смеялся – и выходило это у него совершенно естественно.
Сверху до них снова донеслись голоса, затем топот: должно быть, северяне уходили.
– Желаю успеха! – крикнул все тот же голос. – Удачной вам игры… и не забудьте про веревки!
Ни капитан, ни Ангустина не ответили. Они продолжали азартно шлепать картами, как будто и не слышали этих криков.
Отблески фонаря на вершине погасли. По-видимому, северяне действительно собирались уходить. Колода совсем разбухла от снега, и тасовать ее становилось все труднее.
– Ну хватит, – сказал капитан, бросая свои карты на камень. – Хватит ломать комедию!
Он устроился под скалой и поплотнее завернулся в шинель.
– Тони! – крикнул он. – Принеси мне мой ранец и найди немного воды – пить хочется.
– Они еще видят нас, – сказал Ангустина. – Видят с гребня!
Но, поняв, что Монти этим не проймешь, стал играть сам с собой, делая вид, будто партия продолжается.
С громкими восклицаниями, якобы относящимися к игре, лейтенант в левой руке держал карты, а правой «ходил», бросая их на край шинели, и брал взятки. Сквозь густую завесу снега чужеземцы не могли, конечно, разглядеть сверху, что партнера у него нет.
Ужасный холод пронизывал его. Лейтенанту казалось, что он уже не сможет ни сдвинуться с места, ни даже лечь. Никогда в жизни ему еще не было так плохо. На гребне колыхался отсвет фонаря: чужаки явно удалялись, но еще могли его видеть. (А за стеклами чудесного особняка появилась тоненькая фигурка: он, Ангустина, совсем еще ребенок, необычайно бледный, в красивом бархатном костюмчике с белым кружевным воротником. Усталым жестом он открыл окно и наклонился к зыбким призракам, уцепившимся за подоконник, словно он с ними в дружеских отношениях и хочет им что-то сказать.)