Татьянин день
Шрифт:
– Где мы, мы тут не проезжали? – сказала Оля, прервав его мысли.
Он ответил не сразу. С гор спускались сумерки, Андрей включил ближний свет – Оля не знала, где тут какие кнопки – потом сказал:
– Ты забыла развернуться.
Они не возвращались на побережье, а двигались дальше, в горы. Пролесок с правой стороны становился все гуще, а слева лес редел, уступая место голым скалам. Охваченные сонным спокойствием, Андрей с Олей ехали, никто не высказался по поводу того, чтобы сделать разворот. Первой опомнилась Оля:
– За поворотом развернусь.
Дорога круто загибалась влево. Свет фар выхватывал причудливые очертания деревьев и поросшие мхом валуны. Прямо перед ними, в том месте, где дорога уходила влево, два дерева стояли ближе всех к дороге. Старая сосна с усохшими сучьями,
Внезапно деревья осветились светом фар. Какая-то машина приближалась к повороту, но из-за скалы её не было видно. Вынырнувший из-за поворота грузовик Андрей сначала принял за джип. Это был ГАЗон, и в свете фар Андрей успел разглядеть абхазские номера. На повороте машина вылетела на встречную полосу, и, не сбавляя скорости, мчалась прямо на них.
«Теория парных случаев», – вспомнил Андрей слова Арины. Его руки, как в прошлый раз, пять лет назад, когда он оказался в точно такой же ситуации на том же самом месте, инстинктивно повернули влево воображаемый руль… но Оля, повинуясь своему инстинкту, резко повернула вправо, и машину вынесло на обочину. Туда же, на ту же самую обочину вырулил грузовик. О чем думал находящийся за рулем, скорее всего пьяный, абориген? Думал ли он вообще?! Лицо Оли, освещенное ярким светом фар, оставалось безэмоциональным – она просто не успела испугаться. Когда Андрей с Катей чудом избежали столкновения, они долго не могли прийти в себя. Испуг пришел к ним потом, когда они оказались на противоположной обочине. Сейчас же, в этой ситуации, когда тень встречной машины легла на капот «девятки», у ее пассажиров была только одна мысль: столкновение неизбежно, и основной удар примет левая половина – та, где находится водитель.
Люди, которые утверждают, что за секунду до смерти перед глазами человека проносится вся его жизнь, нагло дурачат доверчивых слушателей, ибо сами никогда не переживали эти ни с чем не сравнимые мгновенья. Потому что если бы пережили, первым делом набили бы морду вышеуказанным лжецам. Встречаются выдумщики, заявляющие, что падая с 20-го этажа, или видя опускающийся на тебя нож гильотины, обреченный успевает прочитать аж двадцать молитв, мысленно попрощаться с родственниками, и совершить много всякой благочестивой х**ни. Это неправда.
Оля вообще не поверила в то, что с ней может произойти что-то плохое. Она не за этим отпрашивалась у папика, и вообще, у нее на вечер грандиозные планы, они с Андреем должны развернуться и поехать домой, необходимо разобраться с оральной фиксацией и вагинальной символикой, к тому же тема фут-фетиша не раскрыта полностью, поэтому какого хрена!!!
Ну а Андрей – он вспомнил, что утром поцеловал сына только в одну щечку – в левую. Правую целовать не стал, и носик тоже – Мариам побоялась, что малыш проснется, и выпроводила Андрея из спальни. Вообще, они ревниво относились к тому, кто сколько целует ребенка. Очень сильно возмущалась теща: «Не надо его столько целовать, с такой страстью, что вы с ним делаете!!!» Они отвечали: «Да бог с тобой, ему всго два года, мы ж не здорового лба тискаем».
Вот что подумал Андрей. А еще удивился – как это Оля, такая разумная, рассудительная, у которой во всем порядок, как она могла допустить эту смертельную ошибку – поехать с тем, с кем ей явно не по пути?!
Еще обреченные должны что-то почувствовать напоследок. У всех по-разному, Андрей ощутил резкую боль от удара головой о правую стойку. Из зрительных ощущений – прелестная Олина головка, покоящаяся на его левом плече. Он не почувствовал ее прикосновения, будто невесомое облако коснулось его. Да и не могла опуститься на плечо пассажиру голова сидящего прямо, пристегнутого водителя. Наверное, привиделось.
Водитель ГАЗона ощутил удар где-то слева, грузовик понесло юзом и развернуло. И тогда в свете фар он увидел легковушку, левая сторона которой была изрядно смята и покорежена, а правой она была впечатана в дерево. Вмиг протрезвев, водитель и пассажир выскочили из кабины и побежали к месту аварии.
Сознание Андрея не зафиксировало действия водителя ГАЗона и его спутника. Вместо этого было небо – воплощение бурного движения: темно-синее, почти черное на горизонте, оно наполнялось светом и выше, охваченное вихрем подсвеченных изнутри гигантских облаков, горело серебристо-белыми вспышками, пылали фосфоресцирующие зеленоватые отблески зарниц. Потом стало светло. В бездонном пустом пространстве, окутанном вихревым движением перламутрово-голубых, серо-серебристых и розово-сиреневых облаков, метались бестелесные безликие существа, судорожно вытянутые фигуры которых дрожали на ветру. Тревожно скользил свет, то загоравшийся вспышками и обесцвечивавший краски неба добела, то сгущавший их до сумрачной темноты. Свечение красок постепенно гасло, кое-где мерцали отблески желтого, и, наконец, все смыло серо-зеленой волной, захлестнуло, закружило водоворотом, и сквозь пену до Андрея доносился требовательный женский голос, и нестерпимый блеск проступал через влажный изумруд.
То был знакомый голос, в нем было нечто вроде необъяснимого, почти электрического очарования, но раздавался он не из прежней жизни, а из нового существования, в которое Андрей плавно перетекал. В отличие от прежнего, будущее было предопределено, каждый шаг известен. Это бытие проходило в каком-то ином пространстве, ритм которого не соответствовал внешним обстоятельствам; и в этом сравнительно спокойном существовании было чрезвычайно мало вещей, имевших одинаковое значение, одинаковую ценность, одинаковую протяженность во времени, словом, некоторую аналогию с тем, что происходило вне Андрея.
Жизнь представлялась проходящей в трех измерениях, в каждом из которых она была иной, но, попадая в одно, Андрей ничего не привносил туда из другого.
В первом он – преуспевающий делец, успешный человек, в модной одежде на дорогой машине, денди, супермен, эмблема выплеснутой сексуальности. Находясь рядом с ним, люди чувствуют себя гораздо более остро, эрегированно, эмоционально, уверенно – как крепко сжатый кулак. Его расположения ищут многие – он влиятелен, может решить любой вопрос, превращает мираж в ценности, раскрывает и закрывает двери вселенной. Друзья устраивают для него сумасшедшие кутежи и навязывают деньги на его проекты, потому что его предприятие успешно и приносит гарантированную прибыль. Банкиры предлагают кредиты безо всякого беспечения – только бы он открыл расчетный счет в их банке. Его фирма растет, открывает филиалы в других городах.
Другое измерение – это мир мгновенных и сильных сожалений, в котором Андрей – мятущийся неуверенный слабак, спрятавшийся за ширмой мнимого благополучия, пытающийся купировать приступы гамлетизма алкоголем, транквилизаторами, и разными сомнительными удовольствиями. Ему не дают покоя постоянно допускаемые им просчеты, о которых никто не знает. Он понимает последствия своих ошибок, и это усиливает его депрессию. Чтобы скрыть истинное положение дел, ему приходится прибегать к подлогам, фальсификации; а запутавшись в расчетах, он утрачивает связь с реальностью. Со временем разница между внешним шиком и реальным состоянием становится ошеломительной, выражение лица становится все более уверенным по мере того, как денежное положение делается безнадежнее. Все видят мощный подъем вместо стремительного падения по спирали. Он понимает, что нужно выкарабкиваться, но выбирает таких спасителей, что все становится еще тяжелее. Некоторые люди, которых привлекает его харизма, полагают, что смогут превратить хаос его жизни в надежное капиталовложение; но узнав даже малую часть его проблем, рвут с ним все связи и распространяют слухи, которые вредят его репутации. Его существование – это существование в бесформенном и хаотическом, часто меняющемся мире, который приходится чуть ли не ежедневно строить и создавать, в то время как люди разумные живут в мире реальном и действительном, давно установившемся и приобретшем мертвенную и трагическую неподвижность, неподвижность умирания или смерти.