Таящийся ужас
Шрифт:
– Ах, вот, значит, чем он занимается, - сказал доктор.
– Да, но иногда кое-чем похуже.
– И поэтому его не захотели держать в школе?
– Очевидно. Его отец сказал мне, что он начал с мух, жуков и лягушек, когда был еще совсем маленьким.
Доктор сразу же сделал выводы из услышанного:
– Сюда привезли ребенка, чтобы играть с ним. Тот ребенок умер. Вы об этом что-нибудь знаете?
– Нет, насчет этого мне ничего не известно. И я ничего не хочу знать. Наверное, все случилось до меня.
Оверфилд понял, что Йорри не желает говорить правду. Но даже в его лживых
Доктор решил еще раз поговорить с отцом мальчика. Бесполезны попытки помочь, если не знаешь всех фактов.
За ленчем разговор не был таким оживленным, как прошлым вечером. Петерсон был мрачен, его супруга вежлива, но весьма сдержанна. Казалось, они делали над собой усилие, чтобы поддержать беседу хоть как-то. После ленча супруги обменялись репликами, которые не ускользнули от внимания доктора и заинтриговали его. Петерсон сказал, что у него разболелся зуб и придется обратиться к дантисту. Жена заметила:
– У меня чудесные зубы. Я ни разу не была у зубного врача.
Ожидая в библиотеке Петерсона, доктор Оверфилд задумался над словами, произнесенными хозяйкой дома.
– Я осмотрел вашего сына, мистер Петерсон, - начал доктор, - и я видел его в лесу. Йорри рассказал мне правду о некоторых вещах, но кое о чем умолчал. До сих пор никто так и не пожелал сказать мне ВСЮ правду. Сейчас я хочу задать вам один вопрос, на который должен услышать правдивый ответ. Каким образом умер мальчик? Тот, которого вы привезли, чтобы он играл с вашим сыном.
– Честно говоря, я ничего не могу сказать с полной уверенностью. Однажды утром мы нашли его в своей комнате мертвым. В его спальне было разбито окно. Вокруг трупа валялась куча осколков. На шее у ребенка был глубокий порез. Коронер предположил, что мальчик во сне дошел до окна, наткнулся на раму и один из осколков перерезал ему вену. В заключении он указал, что это и было причиной смерти.
– А вы тогда что подумали, мистер Петерсон?
– Я уже ничего не думаю.
– Вы поставили решетки на окнах до или после этого случая?
– После него. Вы можете помочь мальчику?
– Боюсь, что нет. Совет, который вам дали много лет назад, никуда не годился. Правда, физическое здоровье вашего сына в отличном состоянии, но физическое здоровье - далеко не все, что необходимо для нормальной жизни. Если бы это был мой сын, я поскорее убрал бы подальше тех оленей и кроликов, которые еще живы. И попытался бы отучить его от подобных привычек.
– Я подумаю. Я заплатил вам за то, чтобы услышать ваше мнение, и ценю его. Ну а сейчас, еще один вопрос: эти привычки наследственные? Вы не думаете, что один из предков мальчика занимался тем же?
Странный вопрос. И наверное, доктор Оверфилд сделал правильно, спросив в свою очередь:
– Какая-нибудь душевная болезнь в вашей семье?
– Не слышал о таком.
– Хорошо, а в семье вашей супруги?
– У нее наследственность не хуже моей, может быть, даже лучше.
– Так вот, все что сейчас мы можем сказать: болезнь Дауна встречается в любой семье; что же касается привычек мальчика, то не лучше ли назвать это атавизмом? В свое время наши предки питались сырым мясом. Внешность человека, страдающего слабоумием,
– Хотелось бы мне быть уверенным, - произнес Петерсон.
– Я бы отдал все, лишь бы знать в точности, что я не виноват в болезни сына.
– Вы или ваша жена?
– спросил доктор.
– О ней не может быть и речи, - ответил Петерсон, слабо улыбаясь.
– Это самая прекрасная женщина на свете.
– Может быть, что-нибудь скрытое, подсознательное?
Петерсон покачал головой.
– Нет. Она само совершенство.
На этом их беседа закончилась. Доктор обещал остаться до конца недели, хотя понимал, что его присутствие будет совершенно бесполезным. Он снова обедал с отставным главой американских кожевенников и его супругой. Миссис Петерсон была прекрасна, как никогда, в белом вечернем платье, обшитом на подоле золотыми блестками. Петерсон выглядел усталым; его жена блистала не только туалетом, но и остроумием. Она говорила без устали, не повторяясь. Недавно она сделала большой вклад в фонд помощи истощенным детям на закупку молока. Казалось, благотворительность была одним из ее хобби. Петерсон говорил о наследственности, но на него почти не обращали внимания, и никто не интересовался его размышлениями вслух. Вскоре хозяин дома замолк.
Во всем этом было что-то непонятное доктору Оверфилду. Желая спокойной ночи седоволосому мужчине, он поделился с ним своими сомнениями.
– Я сам ничего не понимаю, - признался Петерсон.
– Может быть, перед смертью пойму. Я чувствую, что все дело в наследственности, но ничего не могу доказать.
Доктор запер дверь своей спальни и сразу же улегся. Оверфилд чувствовал сонливость и вместе с тем был возбужден до предела. Он надеялся, что за ночь отдохнет. Но сон его был недолгим. Сильный стук в дверь заставил его вскочить с постели.
– Кто там?
– спросил он.
– Это я, Йорри. Откройте!
– В чем дело?
– Этот мальчишка, Александр. Опять удрал от меня, и я нигде не могу его найти.
– Может быть, он в лесу?
– Нет. Все наружные двери заперты. Он должен быть где-то внутри дома.
– Вы искали его как следует?
– Повсюду. Лакей заперся у себя в комнате. Я обыскал весь дом, кроме комнаты хозяина.
– Надо поискать и там! Подождите, пока я что-нибудь накину на себя. Одну минуту! Он ведь запирает у себя дверь? Он все время предупреждал меня, чтобы я не оставлял дверь открытой. Вы уверены, что он заперся?
– Вечером дверь точно была заперта. Я проверил. Каждую ночь я проверяю двери всех спален.
– У кого-нибудь еще есть ключи от этих спален?
– Только у миссис Петерсон. Думаю, у нее есть все ключи. Но она спит у себя в комнате, ее дверь на замке. По крайней мере, вечером она была заперта.
– Думаю, мальчика надо поискать в их комнатах. Должен же он быть где-нибудь. Наверное, у мистера или у миссис Петерсон.
– Если он у матери, тогда все в порядке. У них полное взаимопонимание. Она с ним делает все, что хочет.