Тайфун придет из России
Шрифт:
Глеб с Машей выплыли из грота, сместились влево, стали карабкаться вверх. У обрыва наткнулись на свежие трупы с остекленевшими глазами – собирались, видимо, обойти диверсантов с флангов, и попали под фланговый огонь. Забрали автоматы, сняли ремни с подсумками, набитыми снаряженными магазинами. Поползли дальше, прижимаясь к земле, обнимая кочки, и растворились в молодой пальмовой поросли, окружающей правое крыло здания. Двигатель вертолета уже не работал, машина сиротливо обреталась на вертолетной площадке с перебитым стабилизатором. Вплотную подобраться к зданию не успе– вали – параллельным курсом от моря валила толпа. Боевики бежали по веранде, топая бутсами, обозленные, матерящиеся, окровавленные. Двое или трое имели ярко выраженную кавказскую внешность. Опираясь на автоматы, ковыляли тяжелораненые.
– Идиоты! – разорялся в открытую дверь Бутерс. – Вы потеряли судно, вы просрали все на свете!
– Виктор Павлович, с двумя покончено, они уже не проблема, они остались на «Тортуге»! – оправдывался подволакивающий ногу шатен с обветренным лицом. Глеб заскрипел зубами, застонал.
– Где остальные? Вы их упустили! – срывая голос, орал Виктор Павлович.
– Они на острове, Виктор Павлович, им никуда не деться…
– Кретины, это ВАМ с этого острова никуда не деться! Румберг, сколько людей у нас осталось?
– Было тридцать, Виктор Павлович, – морщась от боли, отчитывался шатен, – осталось четырнадцать, трое раненых, все со мной. Козявичуса пришлось пристрелить – он получил пулю в живот, маялся, бедняга…
– Все в дом, дебилы! Занять круговую оборону!
– Надерем им задницу, душа моя? – устало проговорил Глеб. – Ты бери задних, а я – передних, отомстим за наших ребят…
– Как скажешь, командир. – Черная от всего, что навалилось, Маша подняла автомат, привстала на колени.
Ударили дружно, напористо, энергично. Бегущим по террасе первыми просто некуда было спрятаться, и они повалились, напичканные свинцом, бегущие следом упали на них, образовав клубок из живых и мертвых тел. Замыкающие колонну бросились назад – и та же история, Маша на стрельбах выбивала девяносто восемь из ста, у них просто не было шансов. Люди метались, тряслись, набитые пулями, истекали кровью, пытались вести беспорядочный огонь, но быстро затихали. Это было какое-то тупое побоище. Спецназовцы строчили без остановки, оперативно меняли магазины, били уже в упор, практически не целясь, кромсая мертвые тела. Нескольким боевикам удалось укрыться за трупами, а чуть возникла пауза, они поднялись и побежали к двери. В двоих попали пули, но ранения были легкими, и они ввалились внутрь. Двое не добежали, полегли на пороге, кричали, тряслись, исторгая водопады крови…
– Черт! – потрясала кулачком Маша. – Черт! Как им удалось?
– А вот останавливаться не следует, дорогая. – Глеб забил в автомат последний рожок и потащил девушку куда-то в глубь аллеи.
Они протаранили клумбу, усаженную безумно красивыми розами, и свалились в пустой бассейн, засыпанный каким-то мусором.
– А это еще зачем? – не сориентировалась Маша.
Глеб бегло озирался. Отверстие для подачи воды в боковой стене – туда и кот не пролезет. Решетка в центре бассейна – стоит попробовать. Если это единая система, связанная с канализацией в доме, то конструктивные элементы могли поставлять одного сечения. Два болта проржавели насквозь, третий он подцепил ножом, расшатал. Четвертый пришлось выкручивать, пыхтя от усердия и нехватки терпения. Наконец решетка отброшена. Отлично! Сливная труба порядка сорока пяти сантиметров в диаметре – страшновато, конечно, но что еще делать, неужто не ужмемся? Разводка, вероятно, стандартная – сливная труба из бассейна вварена в коллектор большего диаметра, идущий из дома и расположенный где-то ниже. Слив канализационных вод осуществляется в море – карабкаясь по обрыву, он видел эту трубу, обросшую плесенью. Какая еще тут может быть труба? Если ползти по коллектору, то можно пробраться в дом.
– Ты как-то подозрительно на меня смотришь, – поежилась Маша, – я же не червяк, Глеб…
– Ты Клоакина, Маша, – строго сказал Дымов, – богиня канализации и сточных вод. По крайней мере, на ближайшие четверть часа. В общем, Мария Ивановна, нужно…
Это было суровое испытание. Увы, не последнее. Глеб плохо помнил эти головокружительные пятнадцать минут. Вонища, чернота, ощущения просто охренительные, особенно в тот момент, когда он застрял. Дымов вывалился из трубы в кромешной темноте, разорвав плечами прохудившуюся сварку, вывернул какую-то крышку, выполз на пол, заваленный цементной крошкой, выудил за шиворот злобно урчащую Машу. Она плевалась и сетовала, что не может избавиться от ощущения, что Глеб повел ее по пути наибольшего сопротивления и если раньше они были в дерьме в фигуральном смысле, то теперь, кажется, во всех… Это оказался подвал, в подвале имелась дверь, в двери имелась сквозная замочная скважина…
В вестибюле здания, разделенном колоннами на анфилады, к окнам прильнули двое наспех перевязанных боевиков. Еще один, в комбинезоне, потрясая вертолетным шлемом и изрыгая английские проклятья с американским акцентом, метался по холлу. Они ужаснулись, приросли к полу, когда из ниши в темном углу выбрались перепачканные «дьяволы» с перекошенными лицами. Заминка стоила дорого – все трое попадали, накормленные пулями под завязку. Боевые пловцы ворвались в помещения первого этажа – просторные солнечные комнаты, исполненные приятного глазу минимализма, по счастью, их оказалось немного и там никого не было. Расположились под лестницей и приготовились к штурму. Те, что окопались в «бельэтаже», сообразили по отчаянной стрельбе, что противник прорвался. Истошно заголосила женщина, судя по всему, она вырывалась, хотела сбежать. «Отпусти меня, Виктор! – жалобно выла Наталья Давыдовна. – Не хочу, не могу я больше этого терпеть! Я была с тобой все эти годы, была тебе верна, хоть ты, сволочь, изменял мне на каждом шагу! Я морально была с тобой, когда ты чалился в тюрьме, но прости, это уже невозможно! Я не понимаю, что происходит, я схожу с ума! Не могу! Отпусти меня, пожалуйста!!»
Ей все-таки удалось вырваться, а у Виктора Павловича не хватило духу выстрелить в спину собственной жене. Она побежала по ступеням, споткнулась, с ноги слетела туфелька, она едва не подвернула лодыжку, ковыляла, держась за перила, зареванная, всклокоченная, подурневшая, и едва не пролетела мимо них, прикусивших языки от изумления. Глеб опомнился, схватил ее за руку – она заверещала, стала отбиваться, а потом уселась на пол, подняла голову, обвела пловцов мутным взором и пробормотала осевшим голосом:
– Мне кажется, я знаю вас, молодой человек… Вы тот парень, что…
– Что спас вам жизнь, Наталья Давыдовна, – подсказал Глеб. – Послушайте, мы не собираемся причинять вам вред. Вас никто не тронет. Нам нужен только ваш муж… но тут уж, извините, без вариантов. Его не убьют, он просто сядет на самолет и полетит в Россию.
– Вы точно его не убьете? – встрепенулась женщина. – А меня точно отпустите?
И вдруг ее прорвало. Она уже не может! Она простая женщина, ни разу в жизни не залезавшая в дела мужа и лишь догадывающаяся, чем он на самом деле занимается. Она имеет право об этом догадываться, не такая уж она дура. Она исполняла все его прихоти, связывалась с людьми, на которых он ей указывал, примчалась по его зову в эту вшивую Мексику, и действительно была рада видеть его на свободе. Но довольно, баста! Это загнанный истеричный зверь озабочен лишь собственным спасением, ему плевать, что будет с женой! Он забаррикадировался наверху в гостевой спальне, опустил жалюзи, у него два пистолета, он беспрестанно звонит кому-то по спутниковому телефону и пребывает в ярости, что не может дозвониться. В этих стенах нет никакой связи. Он угрожал ей, даже отвесил затрещину… и Наталья Давыдовна закрыла лицо ладонями и заплакала.
Маша, контролируя лестницу, удивленно косилась на плачущую женщину. А ту, похоже, основательно развезло. Она орала, что ненавидит это чудовище, пусть его везут куда угодно, хоть в ад! Она боится его. Может, она знает, как пробраться на второй этаж и обезвредить Виктора Павловича таким образом, чтобы не попасть под пулю, поинтересовался Глеб. Женщина задумалась. О, боже… Хорошо, она согласна, но при условии, что его не будут убивать и бить. Имеется в дальнем крыле боковая лестница, она поможет «добрым людям» проникнуть в комнату, соседствующую с убежищем Бутерса, у этих комнат общий балкон. Если им не лень выбить оконную раму вместе с жалюзи…
– А где Дубровский, Наталья Давыдовна? – опомнился Глеб. – Не думаю, что он находится в доме.
Она не сразу поняла, о чем ее спрашивают, потом недоуменно пожала плечами и заявила, что этот вопрос ее волнует меньше всего. Может, помер от шальной пули, может, сбежал и теперь бродяжит где-то по джунглям. Это форменный трус! Она его ненавидит, всегда ненавидела и боялась. Жалкая, ничтожная личность, наворовавшая миллиарды; мстительный, хитрый, увертливый, имеющий дело лишь с тем, кто ему на данный момент нужен. Она вообще без понятия, какие у него дела с ее мужем. У них постоянно какие-то темные дела…