Тайфун
Шрифт:
— Это пергамент. Вон, нож для бумаги возьми, — в малахитовом письменном приборе на столе из стаканчика зелёного торчала рукоять ножа.
Александр опять встал со стула и в этот раз садиться не спешил, словно ожидал других каверз от чёрного, притягивающего взгляды, конверта. Поддев острием уголок, наследник вспорол весь бок, тончайшая кожа, как могла, сопротивлялась, но острейшее лезвие и богатырская сила наследника Российского престола победили. Цесаревич опустил нож назад в стаканчик письменного прибора и заглянул в разрез.
— Сашка чего там? — не утерпел адмирал.
— Там чёрный конверт, — сообщил Сашка и вынул его. Точно такой же, ну, чуть меньше, ага и надпись другая на белой бумажке: «Вскрыть не раньше 1 ноября. Это важно».
— Шутник! — хмыкнул Александр, продемонстрировав новый
— Вскрывай уже, — недовольно крякнул император и сам протянул нож сыну.
На этот раз дело пошло чуть быстрее, сноровка появилась.
— Ну, — опять не выдержал Константин. Он вскочил даже со стула, но застеснявшись порыва этого детского, сел назад, поправив очки. Только взгляд сквозь стёкла выдавал теперь волнение и дернувшаяся рука к очкам снова, когда цесаревич вновь заглянул в прорезь.
— Тут конверт, — булькнул Александр пока не второй.
— Издевается князь! — начал привставать со своего места и император.
Но наследник вытащил в это время третий конверт. Он был обычным белым и из бумаги. Надорвав полоску сбоку, Александр на этот раз достал листок бумаги, на котором было прилично так, на пол-листа, убористым почерком написанных строчек. Цесаревич глянул на отца, нетерпеливо махнувшего рукой, и начал читать:
'Ваше Императорское Величество, моя жена видела ещё один вещий сон. 14 ноября 1854 года в Чёрном море будет страшный шторм, который потопит не меньше тридцати судов союзников и американцев, привёзших туда припасы, всего же в разной степени пострадают больше семидесяти кораблей и судов неприятеля. Корабли потонут, будут выброшены на берег и повреждены при столкновении друг с другом у Балаклавы, в устье реки Качи и севернее Севастополя, и у Евпатории. Более того, шторм полностью сметёт в лагере противника все палатки, а дождь, его сопровождающий, промочит все запасы пороха. Люди будут измучены, и не смогут сопротивляться. Следом наступит холод, и войска союзников совершенно будут не способны обороняться. Прикажите всем войскам в Крыму не предпринимать никаких действий, даже самых на первый взгляд удачных, по атаке врага с сего дня и по пятнадцатое ноября. А пятнадцатого нужно атаковать оба лагеря противника. Умоляю вас, Ваше Величество, не берите их в плен, отдайте команду уничтожать врагов. Если поступите по-другому, то последуют неисчислимые бедствия для России. Бог отвернётся от вас, и страна погибнет. Только тотальное уничтожение каждого француза, турка и англичанина позволит предотвратить это бедствие. Отдайте приказ генералам и офицерам расстреливать солдат и командиров вашей армии, которые будут брать неприятеля в плен. Повторяю — только убийство каждого до самого больного и раненого отведут беду от страны.
Поверьте в этот раз, Ваше Величество. Поймите, что Анна никогда не ошибается. Никаких атак до пятнадцатого ноября, и уничтожение всех врагов.
С верноподданническим смирением, Ваш покорный слуга князь Болоховский'.
В кабинете Николая несколько минут стояла тишина. Такое известие нужно было осознать и переварить.
— Кхм, — Николай схватил с подноса остывший чай и двумя глотками опорожнил чашку. Грохнул её на место и взял с серебра, блеснувшего кровавым отблеском от красного фарфора, вторую чашку. Эту Государь осилил в три глотка.
— Так нельзя! — просипел стоящий столбом Александр, — нельзя добивать раненых и больных.
— Помолчи, Сашка, — император встал из-за стола и взял из рук сына страшный листок. Читать не стал. Так же, держа в руке, даже в пальцах, словно опасаясь его, прошёл к окну и молча всё ещё встал, глядя опять на колонну посреди дворцовой площади.
— Что думаешь, Костя, — голос Николая был осипший. И не старшего сына спросил, а младшего.
— Разве тут надо думать?! — Константин развёл руками. Отец не видел, но, уловив движение, обернулся.
— Так что…
— Тут не думать надо, а действовать, и в точности исполнить, то, что там написано.
— А офицеры?
— Расстреливать. Гибель России и жизнь турка или того хуже нагла, который пришёл на нашу землю, только чтобы не пустить нас в Средиземное море и Европу. Не хотят прибыль упускать от своей торговли. За золото на любые подлости способны. Я сегодня же выезжаю в Крым. Меншиков может не выполнить приказ.
—
— Да ну?! А всемирный потоп, а уничтожение Вавилонской башни, а Содом с Гоморрой. Господь карает грешников не задумываясь. И сейчас хочет, чтобы мы стали его разящим мечом, — в запале выкрикнул адмирал.
— Разящим мечом, — Николай положил письмо князя Болоховского на стол, — Смотрите, мы не обсуждаем будет ли буря, и как атаковать англичан с французами и турками, мы обсуждаем добивать раненых и сдавшихся или нет. Господь насылает на врагов отечества нашего грозную бурю и даёт подсказку… — Император вздохнул тяжело и вдруг преобразился, став выше и моложе сразу. Лицо разгладилось, — Константин, всё правильно, немедленно выезжай в Крым, гони сколько сил будет. По всему пути лошадей подготовят. Телеграфом передадим. Собирайся немедленно. Через час выезжаешь. Примешь командование. Меншикова отправь сюда. Я ему приказ не атаковать дам, команду отстучат сегодня же. Там, как знаете, готовится операция по деблокированию Севастополя со стороны Инкермана в ходе которой планируется атака на высоты между Чёрною речкою и Килен-балкою. Я прикажу отложить атаку, — Государь, взял в руки письмо Болоховского, сложил и сунул за отворот мундира, две верхние пуговицы которого были расстёгнуты, — По добиванию раненых и пленных. Я не знаю, Костя. Я не могу такой приказ отдать… Проклянут. Но не на тебя же сие бремя взваливать. Напишу указ. С ним поедешь. Там, на бумаге, распоряжусь. Сказать не могу. Написать попробую. Будут офицеры бузить… Будут бузить расстреливай, как не выполнивших мой приказ.
Событие тридцать второе
«Предоставьте месть Мне, Я воздам. Придет время, поскользнутся ноги врага; день их бедствия близок и участь их поспешает»
Второзаконие 32:35; Римлянам 12:19; Евреям 10:30
Капитан второго ранга Пауль Ирби рассматривал в подзорную трубу город на берегу небольшой бухты. Ничего необычного. Замок немного похожий на их Белый, разве чуть побольше и пристрой какой-то рядом. А вот стена вокруг замка с башенками для лучников серьёзная. Такую без подготовки не возьмёшь. Без артподготовки. И построен замок грамотно, на холме, примерно в полумиле от берега. Грамотно с точки зрения отсталых японцев. Сейчас бомбы от больших орудий легко по две мили летят, а при возвышении ствола на 45 градусов и на три дотянутся. И такие орудия у него есть. После того как побили эскадру адмирала Прайса на «Гретте» сейчас два новеньких орудия 80-фунтовых. Да, по сравнению с 12-дюймовыми орудиями американских суперфрегатов — это детские игрушки. 12 дюймов — это бомба диаметром в 30 сантиметров, в которых дархан Дондук на французский манер всё измеряет, а 80-фунтовые (36 кг) орудия или пушки «Пексана», которые на его корабле, имеют калибр всего 22 сантиметра. Существенная разница.
Для настоящей войны с серьёзным противником, таким как американские паровые фрегаты — очень существенная. А вот для войнушки с японцами, у которых на стенах замка видны стволы орудий, кидающих каменный шарик диаметром в два дюйма на полмили максимум, разница уже не так очевидна. На всякий случай, чтобы вопреки законам физики шальное ядрышко не попало в корабль, а то поцарапает ещё или парус порвёт, остановились в пяти кабельтовых от замка. Первый выстрел, пристрелочный, сделали всего из одного орудия. Бомб не бесконечное количество, их беречь надо.
Бабах. И через несколько секунд столб огня, обломков и дыма вспух в нескольких метрах от стены замка князя или даймё Сатакэ Ёсиацу.
— Нормально. Санчес, давайте обоими орудиями.
Наводчики, бомбардиры, фейерверкеры и вся прочая обслуга 80-фунтовых орудий собралась мексикано — бразильская. Вечно ругаются друг с другом, но это когда мир и скучно, как только начинаются военные действия, так языковой барьер пропадает, и куда-то улетучивается вся неприязнь, во многом показушная, и артиллеристы становятся слаженной, без слов понимающей друг друга командой. Бах. Бах. Почти одновременно рявкнули оба монструозных орудия, и Пауль приготовился убедиться в меткости своих канониров, направив окуляр на замок.