Тайга далёкая
Шрифт:
***
Могила несчастной Аймы совсем осиротела. То хоть кто-то, хоть случайно проходил мимо, теперь же только таежные звуки, только птичьи голоса звенели, раздавались где-то поблизости, да любопытные бурундуки заскакивали на бревна, огораживающие могилу. Ни какой крупный зверь не подходил близко к упокоенной девушке, ни лось, ни кабан, ни медведь.
В первый год, присмотревшись, можно было различить, что к щели, между тесаными плахами, изнутри, привалилась девичья коса. Волосы были еще живыми, смолянисто черными, а в луче солнца, проникающего сквозь лесную чащу, отливали перламутровым фиолетом. Ниже, сквозь эту же щель можно было разглядеть ярко красный край атласного халата, в котором была похоронена девушка.
Прошли годы, сменились времена. Уже никто не мог вспомнить, не мог объяснить, почему сопка называется «Аймина», да и весь участок тайги, по которому бродят молодые охотники в поисках удачи, тоже называется «Айминским», а еще «девичьим». Так уж повелось, и ни кто с этим не спорил.
Еще через годы вокруг орочонской могилы поднялся лесной подрост, кустарники, отгородившие начисто могилу от солнечных лучей, спрятали ее в сырости и лесной прели. Иструхли, рассыпались плахи, а вывалившиеся наружу волосы были совсем блеклыми, бесцветными, словно пакля, заткнутая в щель стены много, много лет назад. Атласного халата и вовсе ни стало, истлел весь и высыпался, смылся дождями, улетел по одной ниточке, подгоняемый холодными зимними ветрами, улетел в неведомые дали, развеялся над бескрайней тайгой.
Сама могила уж не возвышалась, как прежде, а лишь опорные пеньки еще торчали по углам, и кто понимает в орочонских обычаях, мог бы представить, предположить, что здесь, на этом месте, много лет назад было какое-то захоронение…. Только вековые кедры, да лиственницы, тянущиеся к самым облакам, могли бы рассказать, могли бы поведать о красивой девушке, по имени Айма, похороненной здесь, на самой вершине сопки. Могли бы рассказать, да сами уже состарились, сами начали ронять на землю крупные, узловатые сучья, присматривать место, где можно будет упокоиться, укрыться навечно от пронзительных зимних стуж и изнурительных ветров. А время текло и текло, оно неумолимо, оно не останавливается и не меняет свой ритм. Время….
***
…Собаки заинтересованно обнюхивали старый завал из трухлявых, почти полностью сгнивших бревен, да еще и придавленных крест-накрест упавшими деревьями. Деревья свалились не так давно, лишь несколько лет назад, когда над сопкой летал в бешеном порыве ураганный ветер. Тогда этот ветер повалил множество деревьев, скрестив их и разметав на свое усмотрение. Даже тальниковые кусты, что покрывают все берега реки, ветер прижал к земле, и они так и не смогли выправиться с тех пор, подняться, так, с тех пор, и растут лежа.
А деревья, крепкие и здоровые, упорно сопротивлялись бешеным порывам ветра, но тот пересилил, вырвал деревья с корнем и в гневе разбросал. По сопке стало невозможно пройти, и охотник стал обходить образовавшиеся завалы стороной, старался пройти вдоль сопки по самому ее подножью.
Сегодня пройти мимо завалов не удалось, – собаки залаяли где-то в полгоры. По голосу собак охотник определил, что лают они на белку. Не велика добыча, но охотник решил подняться. Он достаточно легко и быстро добрался до работающих собак, то подныривая под нависшие валежины, то переваливаясь через них, преграждающих путь, и сразу увидел белку. Белка, пушистым комочком сидела на молодой лиственнице и хорошо выделялась на фоне неба.
Подумал, что она сейчас начнет уходить верхом и быстро, в несколько прыжков доберется до старых, дубоватых кедров с обломанными вершинами. Тогда ее не возьмешь пулькой, нужно будет стрелять дробовым. А то и вообще потерять можно, затаится там, «заляжет» в разлапистых кедровых ветках, тогда все, придется бросить и отзывать собак.
Но белка сидела спокойно, без особого любопытства поглядывала на гавкающих собак, на близкого уже охотника, убегать и прятаться не собиралась. Да и собаки особого усердия не проявляли, спокойно сидели на жухлой траве, чуть пошевеливая хвостами, время от времени задирали морды и с ленцой гавкали.
Пулька аккуратно чиркнула белку по головке и она даже не поняла, что случилось, просто выпустила из лапок веточку, на которой сидела и легко, плавно полетела вниз. Собаки, было, кинулись к добыче, но грубоватый окрик хозяина остановил их и они не решились ослушаться, наблюдали издали. Охотник поднял белку, встряхнул, прихватив за задние лапки, убедился, что мех уже зимний, хоть и до сих пор нет снега. И бита хорошо, ловко бита, по самой головке. Привязал добычу к поняге.
Уже хотел спускаться обратно, к подножью сопки, но собаки, как-то резко крутнувшись, прыжками ушли в самые буреломины, направились к вершине. Лезть в такие завалы, в такую чащу не хотелось, охотник, привалившись спиной к лиственнице, с которой только что сбил белку, решил подождать, – может собаки быстро вернутся.
Но собак не было, не возвращались. Легкий ветерок, волной прокатился по верхушкам деревьев и снова замер, притих. Желтогрудые синицы прыгали рядом с ветки на ветку. Чуть в стороне, на искалеченном бурей кедре лениво, но громко кричала кедровка. Собаки молчали. Стоять и прислушиваться надоело, полез в чащу. Снова перелезал через поваленные стволы, или вставал на четвереньки и пробирался низом, проползая под мертвыми деревьями. Они, упав под ураганным ветром, упирались в землю сучьями, словно руками, так и умерли, не достигнув земли.
Выбрался на небольшую поляну, впереди снова завал, а возле него крутятся собаки.
– Вот вы где, черти, я думал, вы уже далеко, а вы рядом. Что нашли?
Собаки, услышав спокойный голос хозяина, встали, шевельнули хвостами, словно отвечая и, как-то грустно посмотрели в его сторону, присели молча. Когда он подошел ближе, снова стали нюхаться, но вели себя довольно странно, будто их только что отругали крепко, или даже побили за какую-то провинность.
Если бы в завале прятался какой-то зверек, соболь, например, или колонок, норка, горностай, – собаки бы носились шустро, кругами. Обнюхивали бы все азартно, и даже взлаивали бы от нетерпения. А сейчас они были спокойны. Обнюхивали завал, показывая, что там действительно есть что-то, что достойно внимания охотника, но работали замедленно и без азарта.
Охотник подошел еще ближе, почти вплотную. Собаки и вовсе отошли в сторону, повесили головы и снизу виновато смотрели на хозяина.
Присмотревшись внимательнее, охотник понял, что перед ним какое-то бывшее строение, сделанное руками человека, хоть и давно, очень давно. Сохранились четыре пня с глубокими пазами, куда и были вставлены бревна, теперь уж совсем сгнившие.
Залез под поваленное дерево и заглянул внутрь бывшего строения, – ничего не увидел, лишь понял, что это старинное захоронение. Так в рубленых срубах, на вершинах сопок хоронили своих соплеменников орочоны, коренные жители этих мест.