Тайга – мой дом
Шрифт:
Я кладу соболя за пазуху. Черт подери, да мне такая охота и во сне не снилась! Вот радости-то будет у Авдо. Отвязываю от поняги мешочек, достаю ломоть хлеба с маслом, кусок сахару и отдаю Назарихе.
Из-за хребта доносится приглушенный выстрел. Там охотятся Валентин, муж Нади, Андрей Степанович Жданов и Михаил Васильевич Сафьянников. Я иногда с седловины хребта слышу даже лай их собак. Доносится еще один выстрел. Назариха подняла голову, навострила уши.
— Кто-то из карабина
В палатку я возращался как на крыльях: шутка ли, соболя спромышлял. Назавтра мне повезло еще больше. Я принес двух соболей.
— Давно бы мне надо было поругать Назариху, — говорит Авдо. — А то совсем заленилась.
— Повинен-то, видимо, я: повадки соболя еще худо знаю.
— Завтра иди к Старой гари. Там тоже много соболей бывает. Из кедрачей приходят. Я в прошлом году оттуда принесла штук десять.
— А ты куда пойдешь?
— Тайга большая. Места много. Найду, где соболь живет.
Глава 7
Сумерки. Нашу стоянку обступил дикий лес. Вековые сосны угрюмо наблюдают за нами.
Авдо хлопочет у костра: сняла с таганка ведро с едой для собак и повесила на сук остывать. Из палатки принесла двух глухарок и стала опаливать. Запахло горелым жиром. Собаки, которые спали под деревьями, поднялись и обступили Авдо.
— Маленько обождать надо, — говорит им Авдо. — Еда скоро остынет. Сытно поедите: по пять беличьих тушек каждой сварила. Завтра хорошо соболя искать надо.
Я наносил дров в палатку и чищу ружье, снимаю смазку с патронов. Пришла Авдо и на березовой доске стала разделывать птиц. Куски мяса кладет в объемистую кастрюлю.
— Шибко жирные птицы, — говорит она. — Где промышлял?
— У хребта, на ягодниках. Присел отдохнуть, а их целый табун прилетел.
— Птицы много, соболю хорошо. Мясо всегда есть, сытно живется.
— А мышей ему мало?
— Мышей шибко любит соболь. Но когда птица есть, совсем хорошо. Мышь задавил, съел, завтра опять искать надо. Глухаря поймал, на много дней мяса хватит. Да еще другой соболь в гости придет.
— Как он его позовет?
— Совсем просто. Соболь наелся глухаря, спать в дупло пошел. Другой соболь наткнулся на его след, понюхал, след мясом пахнет. По следу к добыче пришел.
— Авдо, откуда ты все знаешь? Или с соболями разговариваешь?
Авдо, прищурившись, смотрит на меня изучающе, старается понять, шучу я или говорю серьезно.
— О леший, бойё. Пошто мне с соболями говорить? По лесу хожу. Не слепая, все вижу. На следы смотрю. Маленько думаю. Всю жизнь в тайге знаю.
Один раз охотилась. Залаяли собаки. Прихожу: три дерева стоят, три соболя на них. Спромышляла. А сама думаю: однако, не к добру. Зачем соболям в кучу собираться? Может, злой дух над старухой шутит? Пошла следы смотреть. Долго ходила. Следы к леску привели. Один соболь кабарожку задавил. Потом другие к нему пришли. Все узнала. На душе хорошо стало.
За палаткой с шумом вскочили собаки и с громким лаем бросились к ручью. Авдо с тревогой глянула на меня.
— Бойё, не шатун ли по моему следу пришел?
Волнение Авдо передалось и мне. Я схватил карабин и поспешно вышел из палатки. Следом за мной с ружьем вышла и Авдо. Собаки были у ручья. В их лае слышалась тревога.
— Кого-то далеко учуяли, — проговорила Авдо.
Для полного счастья нам только шатуна в гости не хватало. Палатка — плохая защита от него. Налетит ночью, проснуться не успеешь, как у своих предков окажешься. Парадокс жизни. Люди в городах настроили себе дворцов для жилья, работать за себя заставили автоматику, а вот о первой своей профессии, о самой древней — охоте, забыли. Здесь с глубоких времен рождения человечества мало что изменилось.
Вместо балагана из веток или чума из бересты поставили парусиновую палатку. Она хорошо защищает от гнуса или дождя, но никак не от сорокаградусного мороза или зверя. В лучшем случае срубили кое-где душное зимовейко, которое больше похоже на берлогу, чем на жилье.
— Костер побольше развести надо, — сказала Авдо.
Я на угли набросал веток, щепок и положил несколько чурок. Щепки вспыхнули, и пламя обняло чурки. Сумерки вокруг сразу сгустились. В темную стену превратился ельник у ручья. А оттуда доносился беспокойный лай собак.
Вот они бросились с рычанием и лаем вперед, за ручей. Авдо подошла к костру, ружье у нее было наготове.
— Теперь кого-то увидели. Если шатун, сейчас здесь будет.
От этих слов мне стало не по себе. От шатунов немало погибает охотников. Во время войны парень с нами охотился. Пришел раньше нас к зимовью и стал дрова колоть. Шатун напал сзади и задавил.
— Тихо вы, пустозвоны, — донесся до нас голос. Собаки умолкли.
— Однако, кто-то в гости идет, — обрадовалась Авдо. — Чай греть надо.
Мы вернулись в палатку. Авдо засуетилась у печки. На стоянку вернулись собаки, ворчат друг на друга.
Послышались шаги. Откинулся полог палатки, и показалась голова в черной кожаной шапке.
— Тут кто-нибудь живой есть?
— Андрей! — обрадовалась Авдо. — Заходи, бойё.
Мужчина шагнул в палатку и выпрямился. Был он, пожалуй, метров двух ростом, грудь широченная. Запорошенная снегом телогрейка порвана в нескольких местах, в дырах косматится вата. Ичиги на длинных ногах перетянуты под коленками ремешками.