Тайга мятежников любит
Шрифт:
От черной неблагодарности он чуть не задохнулся. Уже рука летела ввысь, чтобы отвалить пощечину, – сдержался, сплюнул. Да черт с ними, с этими бабами. Натура у них такая – капризничать и изводить придирками сильный пол.
Он тащил ее в лес, не подозревая, как ничтожная случайность может изменить судьбу человека. Что случилось, как он проглядел? В глазах уже двоилось, ноги подкашивались, да и мешок с «нажитым» тянул к земле. Машинально отмечались изменения ландшафта: падение в низину, ступенчатый подъем по извилистой тропке между камнями – и полный хаос известковых глыб, увенчанный чахлыми кустиками. Огромный разлом вырос поперек движения – каскады уступов,
– Я же говорила – нам нельзя сюда идти! – визжала Даша. – Проход закрыт, понимаешь?!
– Да нет, – бормотал Илья, – здесь должен быть проход, подожди минуточку…
Пропасть качнулась. Сердце екнуло. Он отступил, присел на корточки. Спустился на уступ, взялся за шершавый ствол, произрастающий невесть откуда, перегнулся, вытянул шею…
– Пойдем, – поднял он голову. – Здесь тропа на террасу. Главное, вниз не смотри.
– Не пойду, – мотала она растрепанной гривой. – Я же не сумасшедшая, правда? Пошли назад, Илюша…
Она отступала к лесу. Илья испугался. Кто там знает, что у бабы на уме. Припустит обратно – носись потом, выискивай. Он оттолкнулся от шершавого ствола, вскарабкался обратно, ухватил за полу курточки. Она отчаянно вырывалась. Треснул шов, соединяющий тонкую кожу с опушкой из горностая.
– Да стой же, дуреха…
«Крепко же ее свихнуло», – мелькнуло в голове. Он уже выбрался, пытался ее обнять, но она со всей дури и злости его оттолкнула:
– Отвяжись от меня, пристал, как банный лист! Не хочу я туда лезть!..
Чиркнул камешек под ногой – Илюша поскользнулся, покатился вниз, не вникнув поначалу, что до пропасти четыре шага. И лишь когда бездонная бездна перевернулась, он сообразил – дела не очень. Тормозя, свалился на колени, выпустил Дашу, царапал ногтями каменистую почву. С нарастающим, каким-то первобытным ужасом, не веря своим глазам, видел, что она скользит за ним – машет руками, как мельница, в глазах тоска беспробудная. То ли ангел-хранитель сработал, то ли сам оказался таким сообразительным – вспомнил, что за спиной на уступе – корявое деревце, глянул назад, подался к «соломинке»… и уперся в нее подмышкой. Извернулся, повис, сопротивляясь тяжести золота за спиной.
– Хватайся за меня! – завопил он дурным голосом, не понимая, что, если Даша так сделает, двумя трупами на свете станет больше. Она и не могла это сделать. Скользнула коготками по френчу, предприняла последнюю попытку схватиться за выступ. Глаза умоляли, ножки в замшевых сапожках стукнули по отвесу. Она скользила вниз, ломая ногти, и, прежде чем пропасть за гранью, кажется, поняла – сейчас произойдет что-то эпохальное, архизначимое. Остекленели влажные глаза. Она вздохнула как-то обреченно, расслабилась. Разжались окровавленные руки…
Он орал от горя, давился слезами. Потом сообразил, что для некоторых штатских жизнь еще не кончилась. Поймал ногой шершавый ствол, пополз, как-то изловчился, оседлав сосну у самого корневища, дюйм за дюймом перебирался на землю…
Качалось серое небо – он лежал, потрясенный, раздавленный. Затем собрал остатки воли, бросил рюкзак в кусты и отправился к тому месту, где приметил тропу. Совсем недалеко, в паре саженей от уступа, с которого упала Даша. Полез вниз, цепляясь за камни, и вскоре убедился, что никакой тропы под террасой нет! Дальше был сплошной обрыв. Чертыхаясь, он полез обратно. Выбрался наверх, завертел головой – как же спуститься в этот чертов овраг?
Полчаса ушло, пока далеко на севере он не обнаружил что-то относительно покатое. Метр за метром покорял склон, не замечая, что руки изранены, а лицо горит от укусов крапивы. На дне оврага творился форменный беспорядок. Камни завалили русло ручейка, глыбы глинозема вздымались от подножий, заслоняли половину неба, отражались в воде, которая рябила от вертлявых рыбьих хребтов. Заросли шиповника, земля в трещинах… Он бродил между каменных лабиринтов, выискивая женское тело, кричал, прислушивался к завыванию ветра и отдаленному птичьему гаму. Даши не было. Он чувствовал, что сходит с ума, но продолжал ходить, заглядывал под каждый камень, осматривал все неровности…
Не было нигде Даши. Забрала ее тайга… Он вылез из оврага, не чувствуя ног. Добрался до кустов, где оставил рюкзак с драгоценностями, поволок за лямку. Останавливался у каждого дерева, отдыхал, борясь с нарастающим желанием упасть и умереть. Краем мозга он понимал, что идет в обратном направлении, но полагался на кривую, которая куда-нибудь да вывезет. Через энное время он очутился там, где они с Дашей расстались с большевиками. Сколько времени прошло? Час, полтора?.. Он стоял посреди тропы, шатаясь от порывов ветра. Глаза блуждали по окружающей местности. Вроде все сходилось. Справа фрагмент разрушенного храма, через дорогу лес, сомкнувшийся за злейшими врагами. Проплешины красноватой глины, выгнутая канава, зонтики дикого укропа… и даже стреляные гильзы от «маузера» Субботина.
Силы окончательно оставили Илью. Он упал на мешок, обнял голову руками. Посидит немного, а дальше? Искать чекистов по следам в мокрой тайге? Плюнуть на все и остаться жить здесь, покуда не найдет дядюшкину коллекцию? Выбираться из тайги – на северо-восток – за чекистами, но своим ходом? В Мансурове на Курепке у дядюшки должна быть фактория – там обосновался торговый и рыбачий люд, и красные вряд ли там рискнут захватить власть: не любят они заниматься этим в тех местах, где обитают их классовые враги…
Он поднял голову, смотрел, как над древним храмом вьются коршуны-падальщики…
7 июня, 2006 год
Памятка начинающего кладоискателя гласила: кладоискатели – это обычные туристы, озабоченные красотами Прибайкалья. Выражаясь по-сибирски, «заброды». Оборудование – в рюкзаках, обращаться с ним надо крайне бережно (в свободное время неплохо бы ознакомиться с инструкцией) и никому чужому не показывать. Катя выехала в Тулун отдельно от компании, по полной конспирации – пригородным до Барнаула, а оттуда по хакасской ветке – на восток. Полторы тысячи километров – пустяк. В Тулуне пересядет на попутку или рейсовый транспорт и Березинским трактом – в Малакут. Из уездного центра десять верст до волостной Астаховки, где и будет ждать. Остальные предпочли поезд, даже не таясь, поскольку билеты были куплены до Иркутска. О том, что компания собирается выпасть в Тулуне, не знали ни проводники, ни соседи. Неторопливый пассажирский поезд, кургузые шторки, потертый интерьер, обслуга в старомодных кителях, разносящая бесплатный чай в бронзовых подстаканниках. Пассажиров в вагоне было немного – основная масса путешественников предпочитала комфортную и вполне европейскую трассу, точно повторяющую изгибы Транссиба. А в Красноярске вагон совсем опустел. Генка с любопытством сунул нос в соседнее купе и радостно возвестил, что все ушли и они с Чесноковой перебираются за стенку.