Тайга мятежников любит
Шрифт:
– Ну и чего ты там завис? – не выдержал Генка. – Рад, что встретил брата по разуму? Ему в обед сто лет. Может, охотник – лег поспать и не проснулся. Или старообрядцы изгнали провинившегося…
– Я, кажется, знаю, кто это такой… – смертельно побледнела Катя, и все уставились на нее, затаив дыхание. Она и не почувствовала, что стала объектом внимания, – подтянула сумку, зашагала на юг, к косогору…
Они зачарованно смотрели на развалины древнего храма, которые распахнулись за поворотом, метров через четыреста. Нигде не написано, что это храм, но слишком компактный для крепости или деревни объект. И явно не погребальное сооружение. Спина покрывалась мурашками – упоминание именно этого объекта искал он в ГлоСе, о нем, недоговаривая, повествовала Катя, ЕГО он видел в своих снах, связанных с богатствами
Понятно, почему группа бойскаутов здесь не задержалась. Страшно в этом месте… Группа приблизилась к развалинам с северной стороны, обошла буйную растительность и попала на голый каменистый пустырь – своеобразный дворик.
Посреди площадки валялась груда деревяшек; отдельные фрагменты позволяли предположить, что когда-то это была телега. Человеческие кости, засыпанные песком, скалящиеся черепа. Как минимум пятеро нашли здесь смерть.
– М-да уж, – пробормотал Генка. – Не сказать, что все это воспринимается буднично…
– А я уже начинаю привыкать… – прошептала Алла.
– Смотрите, что это? – Катя села на корточки и вытащила из трещины продолговатый железный предмет, покрытый толстым слоем ржавчины. От приклада ничего не осталось, ствол покорежился, затворную раму съела гниль.
– Ни хрена себе, – присвистнул Генка. – Так вот как находили смерть неизвестные герои Гражданской войны.
– Это… ружье? – изумилась Чеснокова.
– Знаменитая «трехлинейка», – просветил Максим. – Изобретение капитана Мосина, 1891 год. Калибр 7,62 – три линии. Обойма пять патронов, стреляла почти на три версты, вес четыре с половиной килограмма. Я думаю, никто не станет спорить, что в 18-м году здесь что-то происходило? Гибли люди. И Даша Красавецкая должна была знать, ЧТО здесь происходило.
– Если осталась жива, – ляпнул Генка.
– Странно, – призадумалась Чеснокова. – Если в наших рядах потомок Даши Красавецкой, как бы она могла погибнуть в восемнадцатом году? Не срастается, Генка.
– Не подумал, – признал Генка.
– Моя прабабушка не участвовала в стычках… – разлепила помертвевшие губы Катя. – Она шла в обозе с Илюшей Кольцовым… Я не думаю, что нам стоит здесь задерживаться. Может быть, лучше…
– Стоит, – рассудил Максим. – Глупо идти вперед, не ознакомившись с тылами. Давайте разделимся. Генка с Чесноковой – будут полком Левой Руки – осмотрят храм и подвал. Остальные – полком Правой Руки – изучат прилегающую местность.
– Чего это вдруг? – испугалась Чеснокова. – У меня клаустрофобия. Я тоже хочу в полк Правой Руки.
– А может, не стоит? – Генка с подозрением покосился на черные негостеприимные провалы. – Не уверен, что там нас поджидает радостный сюрприз… Вот черт, терпеть не могу эту гадость… – Генка вдруг схватил камень и куда-то его запендюрил. Проследили за полетом. Любопытные вороны, пристроившиеся на крыше разрушенного здания, возмущенно каркая, взлетели.
– Зря ты это, – испугалась Алла. – Мы и так в чужом монастыре со своим уставом…
– Переживут, – обозлился Генка.
«И все-таки напрасно он это сделал», – думал Максим. В подвалах заброшенного храма их встретила тяжелая тишина. Похоже, здесь действительно случилось землетрясение – свет фонаря вырывал из мрака обвалившиеся стены – судя по толщине, не могли они обрушиться естественным образом. Прохода в подземелье не было – во всяком случае, визуально он не просматривался, да и слава богу. Не верил Максим, что коллекция спрятана в храме – не станет разумный человек это делать, если рядом тайга, в которой можно спрятать весь золотой запас Российской империи. Соваться в помещения храма тоже не имело смысла.
Генка сделал шаг, чтобы протиснуться между защемленными балками, под ногами хрустнуло, забились крылья в дальнем углу, он успел вскричать: «…твою-то мать», и, кабы Максим не подставил бедро, перекинув товарища через себя, еще одним блуждающим привидением в храме стало бы больше. Оттолкнул товарища подальше, сел на корточки и водил дрожащим лучом по искореженным стенам, по дырам в полу, замаскированным рухнувшими балками. Никаких каменных баб, культовых идолов. Парочка корытообразных углублений – и вся экзотика. Не Парфенон. Плюс эпидемия птичьего поноса… Делать в храме явно было нечего – потерял он историческую ценность.
Снаружи раздались крики – пришлось выбираться и бежать на свежий воздух – выяснять, во что влипли девчата. Сразу три привета из мира мертвых – бренные останки под развалившейся стеной: какой-то боец отстреливался и подхватил пулю. Еще один скелет на пригорке среди камней – вросший в землю, заметенный пылью. Из леса показалась растерянная мордашка Аллы – поманила рукой, показав еще одну «усыпальню» под открытым небом. У скелета, как ни странно, сохранились фрагменты одежды. Он лежал, окруженный кустами, в искривленной позе, погрузив плечо в сочный мох. Рядом с простреленным черепом валялись огрызки фуражки, сохранились фрагменты бушлата, даже истрепанный погон. Максим присел на корточки и лезвием перочинного ножа счистил грязь. Офицеры в Гражданскую на походных шинелях и бушлатах носили погоны с золотыми галунами, звездами и цветными просветами. У штаб-офицеров было два просвета, у младших обер-офицеров – один. У данного индивидуума просветов было два, что явно относило несчастного к «их высокоблагородиям».
– Ты хочешь что-то сказать? – он мрачно покосился на Аллу, которая как-то странно мялась и одергивала штормовку.
Девушка подумала и качнула головой:
– Пойдем отсюда, Максим…
Авангард отряда в лице озабоченной Кати уже осваивал опушку метрах в сорока левее храма.
– Идите сюда, – махнула она рукой. – Здесь дорога. Пойдемте скорее, это очень важно…
Одержимая каким-то бесом, она уже прорывалась через заросли того, что называла дорогой. А Максим чувствовал, что работает сила противодействия. Не он один это чувствовал. Алла покачивала головой, поедая его глазами. У Чесноковой выявилась чесотка, пожирающая энергию движения. Генка бормотал, что бывают дела важные, а бывают срочные – это разные дела, и не нужно их путать. Двести метров по заболоченной низине – они едва поспевали за Катей. Отворот в сторону – гнилые останки еще одной телеги, обглоданные кости неведомого животного. «Для одной лошадки как-то многовато», – сделал экспертное заключение Генка. Алла логично допустила, что лошадок было две, но Генка склонился к версии доисторического ящера (почему в Сибири не могли проживать доисторические ящеры?) – и даже произвел сравнительный анализ ихтиозавра и диплодока, на что Чеснокова заявила, что все динозавры были одинаковыми, просто разные археологи их по-разному собирали.
Народ конкретно сходил с ума, заговаривая себе зубы, чтобы приглушить страх. Они продолжали двигаться за «ориентиром», погружаясь в глухой кустарник. А потом Максим вдруг начал замечать, что с сознанием что-то происходит. Методичные отключения… На секунду, на две. Потом он спохватывался, что совсем не помнил, как пробрался через лощину, оставшуюся за спиной, как перемахнул через жгучий забор крапивы… Сильная угнетенность, как будто камнем придавило. Страх из всех пор… Все молчали, охваченные похожими чувствами. Волосы шевелились. Участок местности, в корне отличный от того, что осталось за спиной. Кусты сомкнулись, выдавив людей на странную площадку. Рельефная впадина посреди осинника. Кривые черные деревья с тонкими ветвями и чахлой листвой. Обрыв, ощетинившийся узловатыми корнями. Душно и очень тихо. Недоброй энергией напоено пространство. Она и действует на все живое…