Таймыр - край мой северный
Шрифт:
На другой день, распростившись с Горкиным и Щукиным, направились через озера Мелкое и Лама в долину речки Икон. Как и все крупные долины Норильского района, она была ледникового происхождения. Для таких долин характерна плоская корытообразная форма — "трог", как ее называют геологи (ширина до 5 — 10 километров), с высокими, крутыми, скалистыми бортами и протяженностью в десятки и даже сотни километров. Часто они бывают сквозными, соединяющими две речные системы, и тогда по ним с плоского, неприметного водораздела бегут в противоположные стороны речки. Размеры речек невелики и не идут ни в какое сравнение с гигантскими размерами вмещающих их долин. Сменив оленей у Дмитрия Пясинского, сразу же ушли к станку Самоедская Речка, куда с севера подходил путь из Дудинки (через озеро Пясино и станок Введенский у истока реки Пясины). Этим путем обычно ездят на Хатангу.
Теперь нам предстоял нетрудный путь от станка к станку с перегонами по 20 — 30, реже 50 километров. Но дело осложнил грипп. Опасаясь болезни, многие оленеводы ушли с тракта на север в тундру или на юг в предгорья. Надо было ездить налегке, расспрашивать, где и кто стоит с оленями, есть ли больные, лечить их. Здесь же, у Самоедской Речки, нам пришлось переждать жестокую снежную бурю, пожалуй, самую сильную из всех, испытанных мной. Она носила характер "боры", когда холодные воздушные массы с поверхности плоскогорья лавиной низвергались в низменность тундры. Ветер и снежные вихри настолько сильны, что стоять было невозможно, пробирались ползком. Буря продолжалась два дня, потом сразу все стихло, прояснилось, засияло солнце. Нарты с грузом сразу же занесло снегом, и это спасло их от опрокидывания и поломок. Нарту с лодкой как более легкую, видимо, несколько раз перевертывало, так как она оказалась совсем не там, где мы ее оставили.
Откопали нарты, подпрягли оленей, которых после пурги пришлось довольно долго разыскивать, и быстро добрались до станка Медвежий Яр, где располагалась фактория Госторга. Здесь встретили секретаря родового Совета Алексея Николаевича Поротова, который помог достать оленей. На них, минуя станок Тунгусы, мы добрались до станка Долганы, а затем и до станка Авам. Здесь стояли три чума. Вверх по долине довольно крупной речки Авам увидели несколько жилых изб, построенных из местного леса. Лес хороший, вполне пригодный для строительства, тогда как ранее, особенно в районе Медвежьего Яра, его почти не было. Кроме чумов на станке еще три заброшенные избушки. Торгового пункта здесь нет, поскольку в 30 километрах отсюда находится районный центр Волочанка.
Старинное поселение Волочанка возникло еще в XVI веке при впадении реки Волочанки в Хету как конечный пункт водного пути с Енисея на Хатангу. Здесь стояли четыре довольно хорошие избы из местного леса. Три выстроены лет 20 назад, четвертая — только в прошлом году. В ней помещался райисполком и жил его секретарь Астраханцев. Имелись торговая лавка и хлебопекарня.
Советовался с Астраханцевым, где лучше свернуть с Хатангского тракта к Таймыре и подрядить оленей. Он рекомендовал сделать это на станке Беленький, километрах в 150 отсюда. Там всегда много чумов и достаточно оленей. Некоторые якуты оттуда уходят летовать на север, в верховья реки Дудыпты, а от нее до притоков Верхней Таймыры не более 50 километров. Я просил его помочь в дальнейшем продвижении каравана по тракту. Астраханцев сделал отметку в нашем открытом листе, поставил печать и посоветовал в случае чего ссылаться на его имя. Дальше шел участок, уже тяготеющий к Хатанге. К сожалению, меня там не знали, хотя о Норильске слышали, поэтому рассчитывать на доставку нашего каравана с тракта в верховья Таймыры по открытому месту нельзя. Нужно будет договариваться особо.
Определили астрономический пункт и 15 апреля выехали из Волочанки. Шли через станки Летовье, Бархатово, Мироновское, Пайтурма, Рассоха, Боганида. Наконец 18 апреля добрались до станка Беленький. По пути расспрашивали, как лучше пройти к верховьям Верхней Таймыры. Нам говорили, что удобнее всего и ближе идти через заброшенное поселение Коренное-Филипповское к верховьям Дудыпты, а оттуда до верховьев реки Горбиты, притока Верхней Таймыры, всего четыре небольших аргиша.
Восточный участок тракта от Волочанки населен гуще, чем западный. Везде хороший лес, из которого еще в старые времена на станках были построены избы, вновь поставленных изб немного. В Летовье, Пайтурме и Боганиде имелись торговые фактории, жители предпочитают теперь нартяные чумы с железными печками, а иногда даже избы; шестовых чумов нигде не видно.
На станке Беленький будем договариваться о переходе на Таймыру. Станок этот довольно большой. На выселке стояли две новые избы, построенные всего два года назад из местного леса. В одной избе жил якут Максим Поротов, в другой — его брат Егор. Подальше, километрах в четырех, было еще пять изб, поставленных давно. Максим вместе с братом собирался летовать в верховьях Дудыпты и до осени промышлять там рыбу. К верховьям Горбиты они ходили только налегке, так как там не было хороших оленных пастбищ — "моховищ". При разговоре с братьями о нашей доставке на Таймыру они ссылались на трудности пути, на слабых оленей, тяжелый груз, плохое здоровье и многое другое, для того чтобы поднять цену за перевозку.
На другой день я решил посоветоваться с заведующим оленным питомником, ветеринаром Седельниковым. Оказалось, что сам он уходит на лето в район реки Горбиты, а там, на станке Урядник можно найти людей, которые будут летовать в верховьях реки Логаты, правого притока Верхней Таймыры. Надо было побывать там и поговорить. Взяв в запряжку у Максима четырех лучших оленей, поехал на "легкой санке". Погода стояла ясная, тихая, мороз 20 градусов. Солнце уже подогревало так, что можно было ехать в одном полушубке без малицы. Весь путь до Урядника в 50 километров по плотному снежному насту занял три с половиной часа. Заведующий местным магазином Дмитрий Евдокимович Поротов согласился доставить наш груз на Горбиту, но, к сожалению, не весь, а только шесть — восемь нарт. Вернувшись на станок Беленький, я рассказал об этом Максиму, который стал вдруг более покладистым и согласился сопровождать наш караван вместе с Дмитрием Поротовым, но с условием облегчить нарты так, чтобы на каждой было не более 200 — 250 килограммов груза. На другой день уже вместе с Максимом поехали на Урядник и там окончательно договорились с Поротовым. Выход из Беленького наметили дня через три-четыре, отсюда ближе к Горбите. После сборов устроили небольшое собрание, с тем, чтобы окончательно распределить, кому, сколько и какие везти грузы. Собравшиеся единогласно утверждали, что дальше притока Горбиты — реки Волчьей — идти нельзя, там нет ягеля для оленей. На том и порешили. Сказали, что по высокой воде весной мы свободно доплывем на шлюпке до Таймыры, а вот осенью — сомнительно. Если пройдут дожди, воды в реках будет достаточно, если же осень будет сухая, то шлюпку придется оставить в устье Горбиты и до весенней стоянки добираться на канобе. Осенью, на обратном пути на зимнюю стоянку, за нами заедут Поротовы.
И вот 30 апреля мы тронулись в дальний путь. Шли большим караваном: Поротовы — с семьями, с летним имуществом, с разборными шестовыми чумами и мы со своим грузом. Зимнюю одежду и лишние вещи упаковали в тюки и оставили на санках у изб. Их никто не тронет — таков закон тундры и его свято соблюдают все. В запряжках было до 250 оленей и столько же запасных. Кроме того, имелся молодняк и стельные важенки, отел которых должен начаться с середины мая. Охраняли стадо лайки. Маленького роста, белые, пушистые, они бойко бегали вокруг, не давая отбиться ни одному оленю. Все животные в стаде казались нам одинаковыми, однако каждый хозяин не только отличал своих оленей от чужих, но и знал любого оленя в отдельности, его силу и в соответствии с этим запрягал.
Первый день прошли около десяти километров. Не все еще ладилось: то порвется сбруя, то запутаются олени, то кладь развяжется, надо было останавливаться и исправлять. Вел караван Максим, у него на прицепе нарты с частями шлюпки; за ним шел Егор, потом Дмитрий. Женщины на санках с вьюками замыкали аргиш. За моими санками шли две нарты с участниками нашей экспедиции, я пробирался сбоку, чтобы в любой момент прийти на помощь. Место для ночевки выбирали непременно у ягельного пастбища с неглубоким снегом, чтобы оленям было легко копытить. Ночью мужчины по очереди, на "легкой санке", с ружьем караулили стадо, оберегая его от волков.
Утром пили чай, завтракали. Затем ловили и запрягали оленей. Уходило на это часа четыре, а то и больше, сборы сопровождались веселым гамом, гиканьем пастухов, лаем собак. После запряжки снова пили чай и только тогда пускались в путь.
Однажды, когда мы запрягали оленей, готовясь в путь, произошел случай, свидетельствующий об их всеядности. Мы с Максимом разговаривали и курили. Он завернул в свой кисет спички, бумагу и положил рядом. В это время к нам подошел олень — "учак" (обученный ходить под вьюком). Не успели мы опомниться, как олень схватил кисет и разом проглотил. Поймали его за рога, да поздно — кисет-то уже в желудке. Пришлось оленя заколоть, иначе бы он погиб. Кисет со спичками и бумагой вернулся к своему хозяину цел и невредим. На одной нарте был упакован бидон с керосином, так на стоянках около него между оленями шла драка из-за того, чтобы полизать запачканную нарту и снег около нее. Хлеб надо было возить в ящиках, а не в мешках, иначе на стоянке олени могли порвать мешки и за ночь его съесть.