Тайна академика
Шрифт:
Никто кроме меня, и вас, не будет знать об этом.
Вы меня обяжете, если сообщите, когда вас ожидать. С уважением Альфред Леруа.
Из письма Романова В.В.
3 января, 1911 года:
Дорогой друг!
Я запоздал с ответом, вследствие перебойной работы почты в Новогодние праздники.
Ваш
По моему мнению, человеческая жизнь произошла не от обезьяны, хотя некоторые и отстаивают теорию натуралиста путешественника, которую очень любят. Но задумайтесь, – например, для меня, – это всего лишь вопрос веры, более ничем не подтвержденный.
Все дело в том, что, как мне кажется, я понял, как мы можем использовать артефакт. Согласен! Мой метод, может вызвать некоторые сомнения своими противоречиями, но он точно деятельный, и в случае успеха, мы получим ответы на вопросы: – Что это, за сила, которая не подчиняется времени, можно ли изменить ход событий в истории с ее помощью, и как правильно воспользоваться этим знанием?
О «Времени» скажу вот что: Время – это всего лишь река (человеческого существования), через которую никто из нас, до сегодняшнего дня, не мог переступить, и которая, на самом деле, не имеет границ.
Я думаю (советую думать так же и вам), что мы находимся на пороге открытия без сомнения более важного, чем те, за которые вручают медаль Дарвина.
Прибуду 13 января. В надежде на скорую встречу. Владимир Романов.
«Есть в этом что-то волшебное: уезжаешь одним человеком,
а возвращаешься совершенно другим».
Кейт Дуглас Уигген.
Перед самым отъездом в Кайзеровскую Германию, близкие друзья, разумно посоветовали академику Романову не выделяться из толпы, и стараться меньше разговаривать на русском, иначе полиция приставит хвост, от которого потом, просто так не избавиться.
Владимир Владимирович признал это необходимым условием своего путешествия, и сначала добрался до Будапешта, а уже оттуда, аккуратно и не задерживаясь в городе на Дунае, сразу направился в Берлин.
В первой половине 1910 года, Германия стала второй экономикой в мире, после Соединённых Штатов. Господство Германии в области химии и биологии было таким, что треть всех Нобелевских лауреатов были немецкими исследователями. Конечно, Владимир Владимирович не напрашивался к ним в гости, и не разделял проавстрийские и германские идеи независимости, но, он был очень рад навестить старого друга и единомышленника Альфреда Леруа. Тем более, это касалось его собственных исследований.
Через два месяца, после встречи русского царя с кайзером в Потсдаме, и подписании договора по Османской империи, который хоть немного разрядил напряженную обстановку, академик Романов, встретился с профессором Кильского университета, и по совместительству имперским агентом, Альфредом Леруа:
– Дорогой мой друг, как добрались?
– Благодарю, хорошо, хотя на границе не спокойно, – ответил Романов.
– Спасибо, что нашел время и возможность приехать.
– Мне в высшей степени интересно узнать твое мнение по этому вопросу.
– Буду счастлив, присоединиться к твоим исследованиям, – заметил Альфред с улыбкой. – Ну, рассказывай, как семья, как работа?
– Родители живы, еще бодры, с отличной памятью, – участливо ответил Романов. – Что касается меня, то, пожалуй, жизнь моя сейчас в большей степени состоит из приближения к совершенству, которое, к слову сказать, мы можем достигнуть вместе!
– Не сомневаюсь, – улыбнулся Альфред и предложил профессору прогуляться.
С этой встречи, потянулись прохладные, зимние вечера, наполненные логичными суждениями и спорными противоречиями, эксцентричностью и ожиданием нужного результата.
Во всех спорных вопросах относительно «небесного элемента», предстояло разбираться в университете Кристиана Альбрехта, поэтому, все документы были пронумерованы, артефакт упакован и доставлен в город Киль.
Альфред Леруа занимался химико-геологической стороной вопроса, и не скрывал своей озабоченности тем, что для полноценного исследования им обязательно понадобится помощь биолога.
И уже через месяц, когда они обнаружили, что артефакт обладает своей, особой организованностью и должен быть рассмотрен как некая живая сущность, в воздухе повис вопрос: – А что дальше? – Вопрос оценочный, вынуждающий задуматься: – Что чувствуешь, когда не понимаешь что делать дальше?
Ответ на этот вопрос возымел свое, особое действие на Романова, и он вспомнил, что в одной из биологических лабораторий Кельна, по приглашению Прусской академии наук, работает его друг и соратник, Круглов Николай Константинович.
К слову о биологии: Романов вспомнил о Николае Константиновиче, когда в памяти всплыло воспоминание 1906 года, когда он вместе с Кругловым, отказался от защиты диссертации, поддержав забастовку студентов Московского университета.
– Я знаю, кто нам поможет, – произнес он, с решительным торжеством в голосе. – Это мой друг и соратник, Николай Константинович Круглов.
– Кто, кто? – переспросил Альфред, не отрывая глаз от микроскопа. – Никогда о нем не слышал.