Тайна академика
Шрифт:
– Это твое упущение, – отозвался Владимир Владимирович. – Между прочим, именно Николай Константинович, начал первым разрабатывать теорию матричного синтеза генома человека. Сейчас он по приглашению, работает в биологической лаборатории Кельна.
– В конце концов, если вы с ним знакомы и доверяете ему, почему бы и нет, – заметил Альфред Леруа. – Только имейте в виду, вокруг этой лаборатории крутятся не только профессора и академики, но и шпионы из военного министерства.
Вскоре, его величество случай, вновь, свел старых друзей за одним столом.
Круглов был младше Романова на десять лет, но выделялся среди всех своих сокурсников образованностью и усердием.
В тот день, за одним столом, напротив друг друга, сидели три разных человека, объединенных одной идеей:
Романов Владимир Владимирович, – потомок казацкого старшины, Российский ученый – естествоиспытатель. Представитель русского космизма, профессор, академик и доктор минералогии.
Сейчас в его руках находился артефакт неземного происхождения, который возможно в будущем перевернет представление о неисчерпаемой небесной энергии.
Альфред Леруа, – немецкий минералог, профессор Кильского университета, член леволиберальной партии Германии и по совместительству имперский агент.
Его окружает непробиваемый щит военного министерства, скованный из внешних связей Нобелевских лауреатов и внутренних каналов Имперской разведки.
И третий, самый молодой среди них, был русским биологом, – Круглов Николай Константинович, один из основателей русской экспериментальной биологии, автор матричного синтеза генома человека.
С длинными черными усами и моноклем в правом глазу, он был похож на второго судью из первой книги известного романа.
За Кругловым стояли такие известные личности как Александр Флеминг, Николай Иванович Вавилов и Кирилл Леонидов.
– Живое вещество «небесного жителя» резко отличается от известной нам земной материи, оно очень пластично, и феноменально приспосабливается к изменениям окружающей его среды, – заметил Романов. – Его пластичность, очень сложное явление и чрезвычайно интересное, а его реальное существование, мы можем научно проследить только во время свободной радиоактивной реакции.
– Да, специфика данного артефакта затрагивает в большей степени сферу энергетической материи, и нам нужно понять, каким образом она сопоставима с материей земной, – человеческой, если хотите.
– Господа! – подхватил Круглов. – Способность клеток поддерживать свою организацию зависит от генетической составляющей, которая сохранена в веществе, из которого состоит артефакт. Передача информации от него к нам, возможна потому, что это вещество способно к самовоспроизведению, но, для этого нам понадобится живой образец.
– Если я вас правильно понял, нам нужен испытуемый, который согласится стать жертвой? – предположил Альфред.
– Не жертвой, а пациентом, – воодушевленно заметил Круглов. – Если хотите, Сверхчеловеком, подчинившим себе вселенскую энергию и тайну времени!
– Ну, это в перспективе, – заметил, улыбаясь, Альфред, – а пока, на чем мы все-таки остановимся?
– По моему глубокому убеждению, чтобы закончить исследования, нам рано или поздно, все равно понадобится еще один участник эксперимента, – сказал Круглов. – И в первую очередь, опыты на нем будут обозначать, принятие нами ответственности перед возможной его смертью.
– Тогда, предлагаю единственно доступный вариант, – отчеканил Альфред, доставая записную книжку из внутреннего кармана пиджака. – Не допуская никаких оправданий моему поступку, могу обратиться с просьбой к статс-секретарю имперского ведомства юстиции Герману Лиске, чтобы он, нам предоставил заключенного «Моабитской тюрьмы», для завершения нашего исследования.
– То есть?
– Осужденного к высшей мере наказания, – отозвался Альфред. – И не смотрите на меня так, словно я зверь, какой. Мы ему окажем услугу, если он выживет.
– Да, да! – поддержал Романов. – В нашем случае, лучше не придумать. Идея хорошая, и главное выполнимая.
– Но, – возразил Круглов. – Статс-секретарь может потребовать объясниться, в обмен на эту услугу.
– Ну, что ж, я был праведником, теперь побуду и грешником, – ответил Альфред. – Если потребует объяснений, что-нибудь придумаю.
– Отлично, – сказал Романов. – Времени у нас нет, остается пожелать успеха.
– Спасибо, я отлучусь на какое-то время, и постараюсь вернуться не один.
Сейчас доподлинно неизвестно, какой состоялся разговор между профессором Леруа и статс-секретарем юстиции Лиске, но, подозреваю, что Альфред Леруа разговаривал с ним не как немецкий минералог, а как имперский агент, потому что, уже через три часа, он вернулся с заключенным «Моабитской тюрьмы» и без лишних комментариев, они приступили к работе.
«Моабит»
«Многим из тех, что опередили свое время, пришлось
дожидаться его не в самых комфортабельных помещениях».
Станислав Ежи Лец 1936 год.
В тот день, на Ратеновер Штрассе, в самом центре Берлина, в одном из пяти четырехэтажных корпусов Моабитской тюрьмы, соединенных между собой в форме веера, состоялся деловой разговор.
Говорившие не были простыми людьми, они не были рабочими, и не были солдатами. Они относили себя к обществу рыцарей Германской империи.