Тайна апостола Иакова
Шрифт:
Ни один мускул не дрогнул в лице Аншос Вилаведры в ответ на замечание комиссара. Похоже, она была заинтересована в том, чтобы дело считалось раскрытым, чтобы все было всем известно, словно это прибавило бы значительности тому, что она уже считала своими уголовно наказуемыми подвигами, которые, похоже, скрывали нечто совсем иное.
— Да знаю я. Речь шла всего лишь о предупреждении.
— …а целый ряд звонков Кларе — это тоже предупреждение?
— Будем считать, что это так, что еще остается делать?
Андрес понял, что, представляя как данность какой-то факт, который
— А зачем ты ее предупреждала? — уверенно спросил он, словно тот факт, что изводивший адвокатессу искаженный голос принадлежал именно этой женщине, не вызывал у него никаких сомнений.
— Потому что я хотела заполучить архивы Софии и предполагала, что они у нее, ведь они были такими подружками, всегда вместе развлекались с мужиками в своем шикарном доме — развратная шлюшка и жалкая адвокатша, разбогатевшая с помощью грязных денег Coleslaw!
— А зачем тебе нужны были эти архивы? Ты знаешь, о чем в них идет речь? — спросила Андреа Арнойа, следуя примеру своего шефа.
Аншос бросила на нее взгляд, но ничего не ответила, полностью проигнорировав помощницу комиссара, и вновь обратила взор к Андресу, словно ожидая, что он повторит вопрос.
— Так для чего, Аншос? — спросил комиссар.
— Чтобы отдать их Томе! Томе — душка, к тому же он истинный верующий.
Комиссар посмотрел на Андреа. Допрашиваемая не только ничего не отрицала, но и признала отравление профессора и использование яда кураре; и это при том, что в прессу пока что ничего не просочилось и об отравлении знали лишь несколько врачей Университетского больничного комплекса. И о звонках Кларе она говорила как о чем-то хорошо всем известном.
— Ты ведь сегодня еще не была в клинике, правда? Где ты провела эту ночь? — вновь приступил к расспросам Салорио.
— У одной подруги. Но вы ведь не из-за этого меня сюда притащили.
— А почему, как ты думаешь?
— Послушай, комиссар, перестань паясничать! Ты сам мне только что об этом сказал.
— А как ты это сделала? Как и почему ты ее убила? — спросил наконец комиссар.
— Это было очень легко. Когда Томе показал мне растения кураре, которые он привез из Бразилии…
— Знаешь зачем?
— Да, это я его попросила. У моих родителей два мастифа, оба очень старые, оба страдают дисплазией тазобедренных суставов, и я хотела их усыпить с помощью кураре. И вообще хотела изучить действие яда, поэкспериментировать с ним. Томе объяснил мне, как приготовить яд.
Все было как-то слишком просто, во всяком случае, на данный момент. Неужели в конце концов придется сделать так же, как в случае с журналистом Рехино, и свалить всю вину на какого-нибудь беднягу? Комиссар предпочитал не думать об этом. Сейчас его задача состояла в том, чтобы полностью раскрыть дело об убийстве Софии, покушении на жизнь Сомосы и, вполне вероятно, также и на жизнь Клары.
Он решил продолжить допрос.
— А как его готовят?
Аншос посмотрела на него с прежней блаженной улыбкой. Комиссар понял: она не в своем уме. Однако сие обстоятельство уже
— Листья, кору и корни измельчают и кладут в кастрюлю с кипящей водой. Разваривают до тех пор, пока не образуется однородная масса, такая довольно густая паста. Частичку этой пасты я бросила в пивную кружку Сомосы, но он оказался крепким орешком; в его возрасте, с его давлением, изношенным сердцем и зашкаливающим холестерином он уже должен был быть покойником, — ответила женщина с полным спокойствием и невозмутимостью.
— Но разве ты не говорила, что речь шла всего лишь о предупреждении?
— Да, но о последнем предупреждении.
Андреа вспомнила о Софии и решилась задать вопрос, который ее волновал.
— А как ты хотела поэкспериментировать с ядом? — спросила она, думая о докторе Сомосе, который в конечном счете оказался для нее личностью необыкновенно привлекательной.
— Кураре парализует дыхание, только дыхание, так что человека, подвергшегося воздействию этого яда, можно спасти, если принять немедленные реанимационные меры, вот я и решила узнать соотношения дозы, веса, времени действия… — ответила Аншос Вилаведра, подразумевая, по всей видимости, эксперименты на мастифах своих родителей. По крайней мере, так хотелось думать комиссару, иначе он не смог бы сдержаться и залепил ей оплеуху при одной мысли о том, что его друг доктор Сомоса мог служить для этой сумасшедшей подопытным кроликом.
Аншос Вилаведра говорила так, словно речь шла не о чудовищном преступлении, а, скажем, о последних скидках в компостельском «Гиперкоре» или о выгодных покупках, которые можно сделать в дисконтных магазинах Альяриса. Поэтому комиссар совершенно естественным тоном задал ей следующий вопрос:
— А как ты ввела яд Софии?
Врач — специалист по лечению различных типов диабета удивленно взглянула на него и сказала с улыбкой:
— Ну и сукин же ты сын! — Потом, подумав минуту, ответила: — Это было просто. Давай-ка, скажи, чтобы мне принесли сумку.
Андрес Салорио посмотрел в сторону зеркала и утвердительно кивнул головой. Потом вновь повернулся к Аншос Вилаведре:
— Почему ты это сделала?
— Она была шлюхой! Как, впрочем, и вторая. Да, вторая тоже шлюшка, но, по крайней мере, она хоть это скрывает. А эта, первая, каждому готова была дать. У нее никаких сдерживающих рамок не было. Медицина ее совершенно не интересовала. Когда я к ней пришла, она встретила меня в халате и сказала, что делала эпиляцию и что, если я не против, она продолжит при мне.
— А зачем ты к ней пришла?
— У нее диагностировали диабет, и она хотела, чтобы я научила ее делать инъекции инсулина, вернее, чтобы я ей их делала, поскольку, по ее словам, сама она была не в состоянии. Ха-ха! Не в состоянии! Она сняла халат и осталась в чем мать родила. Она меня явно провоцировала. Точно говорю, она хотела переспать со мной. Видно, ей мало было ее подружки по квартире.
— Так она что, разделась? — переспросил комиссар, не обращая внимания на инсинуации допрашиваемой.